Операция «Артефакт»

– Ответьте мне, может, я чего-то не понимаю, но, наверное, вы решили сегодня расстрелять всё командование военной авиации? Сегодня это уже второй лётчик, к тому же Герой Советского Союза, фамилия его Пумпуру. И, как предыдущего пилота, вы его якобы тоже расстреляли. Но на самом деле вы убьёте его сегодня.

– Не убьём, а расстреляем. Эта большая разница. Не вам судить о том, чем мы здесь занимаемся. Перестаньте философствовать.

Следующим был генерал-майор Гольцев, которого должны были расстрелять через месяц, о чём старательно записал в своих бумагах Эйтингон.

В общей сложности перед моими глазами прошло десять человек. Шестеро из них должны были умереть сегодня ночью, а четверо должны были быть расстреляны в самое ближайшее время, с интервалом в один-два месяца.

В эту ночь я уже не сомкнул глаз. У меня возникло острое желание помолиться за тех, кого я сегодня видел в последний раз и кого, наверное, уже нет в живых, а также о спасении душ их палачей, повторяя неоднократно в молитве слова Христа: «Прости их Господи, ибо не ведают они, что творят…»

Можно долго философствовать на тему «А как бы поступил в данной ситуации я?», но абсолютной правды мы не узнаем никогда. Поскольку нет людей, оценивающих те или иные процессы в жизни общества одинаково. Есть, конечно, вопросы идеологии, которые позволяют навязывать массам свою точку зрения, но это людское зомбирование должно иметь постоянную «подпитку». Потому что как только «подпитка» ослабевает, бывшие зомби моментально выходят из повиновения и начинают всё крушить на своём пути, а это чревато началом очередной революции. Поэтому наш мир постоянно балансирует на грани войны и мира, на грани жестокости и добра, на грани правды и лжи. Ну а истина всегда будет где-то посередине, и у каждого она будет своя.

* * *

Пролетали дни и недели, а ко мне больше никто не приходил. День плавно перетекал в ночь, а потом всё начиналось заново. В отличие от арестованных, меня не водили на прогулку, но зато кормили хорошо и регулярно. Другой бы радовался на моём месте, а мне такое заточение было в тягость. Сейчас, когда идёт война, мне как никому другому хотелось находиться не здесь, а на передовой и вносить свою лепту в разгром врага. Но, как говорится: «Мы строим планы, а Бог их корректирует». И с этим ничего нельзя было поделать.

Даже не знаю, какое это было число, но среди белого дня ко мне снова пришёл Эйтингон и приказал одеваться. Он выглядел уставшим и осунувшимся. По нему было видно, что он уже много времени нормально не отдыхал и был на грани физического истощения.

– Архип Захарович, – начал он издалека. – Наши дела на фронте складываются не совсем так, как нам бы хотелось. Наши союзники об открытии второго фронта только говорят, но на самом деле в этом направлении ничего не делают. Весь мир замер в ожидании того, как сложится осенне-зимняя военная кампания. Враг подошёл к Сталинграду, и там сейчас идут ожесточённые бои. От итога этой битвы будет зависеть дальнейшая судьба нашей Родины. Партия и правительство прилагают нечеловеческие усилия по обеспечению нашей армии всем необходимым. При подготовке стратегических планов войсковых операций на данном участке фронта мы не имеем право на ошибку, которая в дальнейшем может отрицательно повлиять на ход ведения войны. Поэтому я бы хотел, чтобы вы сделали «анализ» нескольких планов обороны Сталинграда, подготовленных разными группами Генерального штаба. И указали нам, какой из этих планов следует принять, чтобы одержать победу в этом сражении. Этим вы поможете спасти сотни тысяч жизней солдат и офицеров на фронте, – он выжидающе посмотрел на меня, оценивая, понял ли я весь груз ответственности, который ложится на мои плечи. – Конечно, – продолжил он, – принятие окончательного решения произойдёт в Ставке Верховного Главнокомандующего, но ваше мнение, возможно, будет учтено. Перед тем, как мы приступим к оценке планов операций, вы должны понять, что я не имею права показывать вам карты с нанесёнными на них данными наших частей и соединений, а также направления главных ударов. Я покажу вам эти карты только с обратной стороны, а также закрытые папки с описательными текстами операций. Вот по ним вы и должны будете сделать ваши заключения. Вы поняли условия задания?

– Да, Наум Исаакович, я понял всё, что вы сказали. Однако я никогда до этого момента не делал никаких предсказаний и не знаю, смогу ли я вообще это сделать. Но я попробую.

– Вот и хорошо, – согласился со мной Эйтингон, поднимаясь со своего стула. – Сейчас мы сядем в машину и поедем в Генеральный штаб, это недалеко отсюда. Только я вам напоминаю. Никаких лишних движений. Вся охрана предупреждена, что в случае попытки побега они стреляют без предупреждения. Вы меня поняли?

– Понял! – коротко ответил я.