Операция "Драконьи яйца"

Снаружи третий день вьюжило, и всё, во что не упрись взглядом, было чистым и белым. Петре нравились эти дни первого снега, когда хотелось глубоко и жадно дышать. Будто всё старое страшное и злое в одночасье сметало первой метелью, и жизнь начиналась заново. И возрождалась утерянная в унылых холодных дождях надежда на лучшее, светлое, заслуженное…

Петра заслужила свой артефакторский фактультет, это было однозначным свершившимся фактом.

Да и дед это подтвердил.

— Вацлав Эриксен… — медленно произнёс он, когда нашёл её в тот страшный день, и аккуратно пытаясь забрать кошель с меткой из её окоченевшей ладони. Петра только головой качнула. Дед потрепал её по макушке и тихо произнёс: — Всегда был уверен, что тебе предназначено сделать нечто-то такое. Полагаю, именем государя, ты зачислена на артефакторский факультет, — и хмыкнул так невесело, что у Петры от плохого предчувствия совсем сжалось заиндевевшее от холода сердце. — Силой рода заклинаю, забудь, что видела когда-то этого человека.

Если бы Петра не окоченела до состояния чурбака в зарослях папортника, где пряталась от внезапно появившихся в академии разъярённых драконов, она бы расплакалась от досады. Как же это забыть?! И никто не узнает, о том, какое копьё она создала?

Вот так всегда, наверное, в жизни и случается, создашь настоящую легенду, а никто и не заметит…

— Почему же меня сразу-то не пустили на артефакторский? — старательно отгоняя обиду, спросила она вечером, медленно глотая лечебный согревающий взвар.

Хьюго не стал тянуть, заставлять, чтобы она сама гадала снова и снова. В конце концов, за эти месяцы она только этим и занималась.

— Сейчас ты заслужила место сама. А не именитыми родственниками, — у Петры в голове мигом нарисовалась Эльза с её посредственными успехами и баснословным апломбом, и она согласно прикрыла глаза. С таким основанием она, пожалуй, готова была мириться… — Да и лекарское дело знать артефактору очень важно. Инструменты точнее создашь. И себя, в случае неудачи подлатать сможешь. А в остальном ты и так давно мастер.

Петра горько хмыкнула, толку с того мастерства, раз об этом и сказать-то никому нельзя.

— С лекарского-то факультета, ни один студиозус за всё время не пропал, — кхекнул дедушка. — А вот у Боржека с артефактоского и у Палицы с пространственной магии воспитанники то и дело исчезают. Я просил Лиису лично присмотреть за тобой. А она вон сама… Пропала.

И верно, в тот день их император, неизвестно как появившийся в замке, провалился в подземелья Журавля вместе с Лиисой. Их обоих обнаружили только к следующему утру почти у самой Ратицы, слава светлым богам живых и здоровых. Его императорское величество довольно щеголял свежим фингалом, а Лииса ругалась по гоблински на весь лес, это боевики, которые их искали рассказывали.

— А Татовича? — спросила Петра, и сама напугалась, что дед подумает, что ей может быть до этого сноба какое-то дело.

— Княжича-то? Думаю, отец на боевой не допустил, пока он сам исцелять не научится. Знаю его бабку Маргнек, она так же поступила. Сначала на лекарском сына выучила, и уж потом в боевики. Чтоб осознавал хрупкость людской природы, как легко её повредить, и с каким трудом она потом восстанавливается, — дед неожиданно хмыкнул. — Мы с ней много тогда толковали об отпрысках. У кого к чему сердце лежит. Видно, по душе старшему Маргнеку пришёлся тот опыт.

Маргнек. У Петры до сих пор щёки пунцовели, как она вспомнила о своей неудачной артефакторной груди.

Вот опять…

А уж как в голове у неё сложились все фамилии, да и дед подсказал, так в коридор на занятия выходить вообще не хотелось. Сбежать куда подальше — это да. А встретиться лицом к лицу с Татовичем — оторопь брала. От этой мысли по телу шёл озноб, и в позвоночник будто палку втыкали, и она сразу переставала нормально двигаться и соображать, до того ей было стыдно. И, чего уж таить, обидно. Что не смекнула сразу.

Княжич. Сын главного воеводы армии и любимый внук княгини Татовицкой. Маргнек-Татовицкий младший… Помилуйте, светлые боги! Хуже мог быть только сын канцлера Бачека…

Петра с ужасом вспоминала ту злополучную ночь, когда она залепила по замёрзшей физиономии боевика камнем, а потом дала дёру…

Девушка осторожно выглянула за угол, прежде чем шагнуть в переход к артефакторскому крылу.

До сих пор в толк взять не могла, как недоумок Коэн Бачек остался жив в тот страшный день. У Татовича был такой громадный и страшный дракон, что Петра быстро уверовала в то, что князи они неспроста. Хотя Бачек был ловчее и будто привычнее к драконьей ипостаси. Она тогда вмиг догадалась, что у старого полигона нагишом он тоже не летучих мышей ловил. Оборачивался, наверняка, и раньше.

Дорогу Петре преградила рука, резко выставленная из глубокой ниши окна, а саму её быстро втащили на пустующий подоконник.

Не прорвалась… с досадой подумала Петра, прежде чем, Татович скрыл их боевым непроглядным заслоном.

Это хорошо. И не увидит никто, и сил держать такой полог долго у него не хватит.