Операция «Дуб». Звездный час Отто Скорцени

Единственной силой, способной противостоять этой угрозе, была итальянская армия, однако, если Бадольо предпочтет сложить оружие перед врагом, ни единая душа не окажет англоамериканцам сопротивления. Что касается немецких частей, то в результате переворота они оказались в незавидном положении, не имея ни нужного количества живой силы, ни танков, чтобы успешно противостоять возможному натиску противника. 25 июля, в день свержения Муссолини, у немцев имелись в материковой части страны лишь три дивизии – 3-я танково-гренадерская в центральной части, в районе Рима, и две на юге. На Сицилии число немецких солдат достигало шестидесяти тысяч, однако в случае крупного морского десанта неприятелю не составит особого труда отрезать эти части от материка.

По этой причине Гитлер был склонен полагать, что переворот в Италии – это сигнал к началу гонки на выживание. По его словам, для того, чтобы разрушить планы Бадольо и союзников, Германии необходимо в срочном порядке организовать в Вечном городе контрпереворот, поскольку «союзники наверняка не станут терять понапрасну время и тотчас же нанесут удар». Задействовав силу, чтобы вернуть к власти фашизм, Гитлер надеялся тем самым предотвратить капитуляцию Италии и ее неизбежные последствия. Найти дуче и вновь поставить его у руля власти – таковы были первоочередные задачи того момента.

Гитлер торопился, и эта спешка, которую невозможно было не почувствовать, была заразительна. Ею было наполнено все «Волчье логово», что отнюдь не прибавляло оптимизма гитлеровским высшим командирам. Среди них преобладало мнение, что обстановка в Италии в ближайшее время изменится самым радикальным образом – причем не известно, в какую сторону.

«Несмотря на заверения короля и Бадольо, – отметил 26 июля в своем дневнике Эрвин Роммель, – мы можем ожидать, что Италия выйдет из войны или же британцы попробуют осуществить высадку в северной части страны, в районе Генуи и Ливорно». В тот же самый день Мартин Борман отправил письмо супруге, в котором выражал свои опасения: «Случись так, что англичане высадятся уже сегодня, вся Италия тотчас свалится им в руки, а итальянцы повиснут у них на шее». Геббельс пророчествовал, что если не предпринять решительных контрмер, например, немедленно не захватить Рим, то союзники нанесут удар уже в течение недели.

И тем не менее, словно бросая вызов логике событий, напряжение, которое последовало за внезапным исчезновением дуче, не было ничем нарушено в течение нескольких последующих дней. Июль подходил к концу, а обещанные Гитлером решительные действия так и не материализовались. Ни один немецкий танк не прогромыхал гусеницами по разморенным от зноя площадям Вечного города, никакие силуэты парашютистов не нарушили голубизны итальянских небес.

Но и противники Гитлера тоже оказались на редкость нерасторопны. В конце месяца наспех сформированное правительство Бадольо так и не сдало Италию союзникам, как того поначалу опасался Гитлер. Хотя боевые действия на Сицилии продолжали идти полным ходом, а итальянские солдаты сражались бок о бок с немецкими (вероятно, даже не догадываясь о макиавеллиевских играх, что велись наверху), англо-американский экспедиционный корпус, предназначенный для высадки в материковой Италии, по-прежнему отсиживался на побережье Северной Африки.

Спустя неделю после переворота этот странный модус вивенди, похоже, преобладал в отношениях между европейскими участниками «оси». И это несмотря на исчезновение дуче, чего никак нельзя было не заметить и чье местонахождение было предметом самых невероятных слухов и домыслов даже в ближайшем окружении Гитлера.

Чем же объясняется то спокойствие, что неожиданно снизошло на отношения между Германией и ее южным соседом? Хотя в тот период Гитлер и Бадольо, казалось, были готовы наброситься друг на друга, если хорошенько приглядеться к тому, что происходило за кулисами, то можно заметить ряд неожиданных осложнений, которые вынудили их отказаться от открытой демонстрации враждебности, хотя и не известно, на какое время.

* * *

«Когда я вернулся домой, меня тотчас же позвали к телефону. Звонили из штаба фюрера, – писал Геббельс в своем дневнике 26 июля, то есть на следующий день после переворота. – В известие, которое обрушилось на меня, верилось с трудом. Дуче сложил с себя власть, а его место на посту главы Италии занял Бадольо. Вся ситуация, было сказано мне, остается крайне непонятной. Те известия, которые мы получили, поступили по радио и передавались агентством «Рейтер». В штабе фюрера никто не мог сказать, что, собственно, произошло. Мне было лишь сказано, что я должен немедленно явиться к Гитлеру. Фюрер хотел бы оценить ситуацию с самыми близкими своими сотрудниками».