Операция «Дуб». Звездный час Отто Скорцени

Дёниц ждал, что на это ответит фюрер. Ответ пришел лишь в 6.30 вечера. «Ответ от адмирала в штабе фюрера: фюрер подумает над этим вопросом».

Как выяснилось, Гиммлер был близок к истине.

Во второй половине дня 6 августа, в тот самый день, когда Гитлер и Дёниц спорили по поводу осуществимости блокады гавани Вентотене, адмирал Мауджери получил приказ о том, что он должен сопроводить дуче в новое место. «Мы должны перевезти Муссолини в более безопасное место, нежели Понца, — сообщил ему адмирал Рафаэле де Куртен, новый министр по делам флота, — туда, где немцам его ни за что не достать». Выбор пал на остров Маддалена, расположенный к северо-востоку от северной оконечности Сардинии. Тем же утром на Маддалену вылетел офицер карабинеров, чтобы провести рекогносцировку местности.

Позднее Бадольо утверждал, что остров Понца стал ненадежным местом для содержания дуче по причине слухов, которыми полнился Рим. «Его перевели на остров Понца, — вспоминал позднее Бадольо, восстанавливая цепочку событий, — но через несколько дней мы были вынуждены перевезти его на Ла Маддалену, потому что весь Рим знал, где он находится, и открыто говорил на эту тему, поэтому существовало опасение, что немцы попробуют его освободить, нанеся coup de main».

Вечером 7 августа Мауджери вернулся в Гаэту, где взошел на борт FR22. Это был эсминец, спущенный на воду двадцать лет назад, который в своей предыдущей жизни носил более экзотичное название — «Пантера» и принадлежал французам. («Пантера» имела интересную историю. В ноябре 1942 года в Тулоне французы затопили ее, чтобы она не досталась немцам. В марте 1943 года ее подняли итальянцы и переправили в Италию, где она получила название FR22. Ее судьба закончилась плачевно — 9 сентября 1943 года итальянцы затопили ее на рейде Специи по тем же причинам, что и французы.) Судно бросило якорь у берегов острова Понца в 11.30 вечера. Вскоре на его борт доставили Муссолини, разумеется, под вооруженной охраной, численность которой возросла до восьмидесяти карабинеров и полицейских. «Пантера» отправилась в путь по лазурным водам Тирренского моря к острову Маддалена, расположенному менее чем в двухстах пятидесяти километрах к северо-западу от Понцы. Что касается Мауджери, то он в очередной раз оказался лицом к лицу с дуче.

На сей раз ему показалось, что тот выглядит чуть лучше. Более того, в глазах пленника он заметил «прежний блеск». Увы, откровенно хуже смотрелся помятый синий костюм, который Муссолини был вынужден носить все это время. Было видно, что бывший диктатор рад возможности поговорить и на протяжении нескольких часов не закрывал рта, радуясь тому, что заполучил внимательного собеседника.

Когда же Мауджери поведал, что итальянцы опасаются спасательной операции со стороны немцев, дуче ответил, что эта идея ему крайне неприятна. «Это самое унизительное, что они могут сделать со мной, — заявил Муссолини, убежденный в том, что следующим шагом станет фашистское правительство в изгнании. — Подумать только! Полагать, что я перееду жить в Германию и при поддержке немцев создам правительство в изгнании! Нет, нет и еще раз нет! Этого никогда не будет!»

В какой-то момент Мауджери выразил свое удивление по поводу того, что фашистский режим рухнул в одночасье, что его «оказалось возможным свергнуть всего за пару часов, причем для этого даже не потребовалось усилий. Никто даже не попытался встать на его защиту, никто не пошел на баррикады с именем Муссолини на устах, никто не стал размахивать фашистским флагом». У дуче, а он понимал, что его собеседник говорит правду, моментально нашелся с готовый ответ.

«Это лишь очередной пример того, что у итальянцев напрочь отсутствует характер, — заявил Муссолини. — И тем не менее то, чего сумел достичь фашизм, не осталось втуне. Есть многое такое, что невозможно уничтожить, что нельзя отрицать или отвергать… Пройдет время, и о фашизме вспомнят и начнут по нему тосковать. По-настоящему он никогда не умрет». Дуче с пафосом продолжал вещать о несгибаемой силе фашизма, и Мауджери отметил про себя, как изменилось его лицо. Оно сделалось похоже на «знаменитую римскую маску — выдвинутый вперед подбородок, горящие глаза, — которую мы лицезрели, когда он выступал с балкона перед толпами людей».

Вина за упущения и недостатки фашистского режима, пояснил его основоположник, лежит на самих итальянцах. Они просто до него не доросли. «Итальянцы слишком себялюбивы, — жаловался он Мауджери, — слишком циничны. Им не хватает серьезности… Вот у немцев все по-другому: те с готовностью подчинились нацизму и строгой дисциплине. Для них это в порядке вещей. Они еще даже не осознали, что такое индивидуализм. Вот почему Гитлеру было гораздо легче, чем мне. Немцы — прирожденные нацисты, из итальянцев же фашистов еще надо было сделать».

* * *