Операция «Катамаран». Падение. После похорон

— Единственное, что мне хотелось бы узнать, страдал ли Смедер серьезной болезнью, чтобы из-за нее захотеть выпрыгнуть из окна. Было ли его душевное состояние таково, что он мог помышлять о самоубийстве?

Врач улыбнулся на этот раз мягче. Хорошее начало для следующего осторожного шага. Клейнер не решался даже посмотреть на доктора, а пристально изучал разноцветную корзину для бумаг.

— Насколько я могу судить, к Эрику Смедеру это не могло относиться. Правда, он был у меня редким гостем. Смедер не страдал никакими психическими отклонениями. Я должен признать, что лечил его всего год, а нередко без ведома врача пациенты совершают психически странные поступки. Стало вам что-либо понятней?

Клейнер поднялся, на этот раз пристально посмотрев на врача:

— Могли бы это все сказать сразу.

Уже то, как женщина открыла дверь, бесшумно, плавно, осторожно, как открывают обычно двери технику-смотрителю, подсказало Петеру Франку, что перед ним квартира, в которой ходят и говорят спокойно и размеренно.

Женщине было около семидесяти, она была основательно сложена. Впустила его только после того, как он ей представился. Видно было, что она хорошо знала, зачем он пришел.

— Я видела, что случилось, — спокойно начала она. — Когда он лежал там, внизу.

Рот женщины казался немного перекошенным, она что-то жевала, скорее всего печенье.

— Проходите, пожалуйста, — пригласила она его в комнату, подобную жилищу Эрика Смедера, но представлявшую другой мир. Здесь было много ковров, картин, семейных фотографий и цветов, стоявших на полу и на балконе. Хозяин был дома. Он сидел у окна в большом кресле. Дверь на балкон была закрыта, но жара давно наполнила комнату.

— Добрый день, — обратился он к мужчине, но тот не ответил на приветствие.

— Садитесь здесь, — женщина показала на стул у обеденного стола. Франк сел, а она исчезла в кухне. Спустя минуту хозяйка уже сидела напротив, поставив перед ним чашку кофе.

— Он не отвечает. Просто сидит. С ним это давно.

Она бросила на мужчину быстрый взгляд, потом снова повернулась к Франку.

— Ага, — тихо сказал Франк, не желая особо ни во что другое вникать, но женщина приняла это восклицание за вопрос.

— Он так сидит уже скоро два года. Ему было только шестьдесят три, когда ему пришлось уйти на пенсию. И с того самого дня все пошло кувырком. Сейчас он только вот так и сидит.

— Да, но… — Франк хотел перехватить инициативу в разговоре, что оказалось достаточно трудно. Женщине, видимо, хотелось поговорить.

— Я не могу его никуда отправить. Как он будет без меня в доме для престарелых или в больнице? Правда, он не говорит, но видит меня, и кто знает, может, когда-нибудь… Хотя после стольких лет трудно надеяться…

— Да, — согласился Франк.

— Вы ведь пришли поговорить об Эрике Смедере. Знаете, меня не удивило, что он выбросился из окна.

Франк застыл, сидя на стуле, боясь пошевелиться. Так бывало с ним всегда перед экзаменом.

— Что вы имеете в виду, фру Йоргенсен?

Ему пришлось взглянуть в блокнот, чтоб произнести ее фамилию.

— Смедер всегда был один. А когда человек все время один, он становится и вправду одиноким. Мы тоже одиноки, но мы вдвоем, — сказала она. — Несмотря ни на что, мы вдвоем.

Фру Йоргенсен повторила это спокойно, и Франку предстояло разобраться, что отвечало ее внутренним мыслям, а что предназначалось конкретно ему.

— Он все делал как-то машинально. Всегда, правда, здоровался, но здоровался ради вежливости. Было видно, что ничего не чувствовал.

— Одиночества?

— Да, и это можно угадать в человеке, — повторила женщина. — У Смедера было не так. По нему ничего нельзя было заметить, но кто знает, что происходило у него внутри. Бывает, что, несмотря на все благополучие… Мой врач научил меня видеть и понимать людей.

— А кто-нибудь вообще-то навещал его?

— Иногда. Раз-другой. Открывалась дверь, слышно было, как он здоровается. Явно это кто-то, кого он хорошо знал, но было это редко. С другой стороны, нельзя же все время следить за соседями…

Она примолкла на середине фразы. Франк заговорил так же спокойно и размеренно:

— Но вы видели того, кто навещал его? Или, может, слышали голос с балкона, ведь когда находишься снаружи, то слышно хорошо, правда?

— Это был хорошо одетый мужчина, не из здешних. По крайней мере, он не говорил с ютландским акцентом, да и сам Смедер не говорил по-нашему. В последнее время здесь селится много новых людей. Конечно, это ничего не значит. Люди много путешествуют, меняют жительство. Особенно это чувствуешь, когда смотришь телевизор. Все нынче перепуталось.

— А вы его иногда видели?

— Один раз.

— Сколько ему лет и как он выглядел?

— Около сорока, может, побольше. Не очень много волос на голове, это-то и обманчиво. Одет в хорошее пальто и все прочее.

«Хорошее пальто и все прочее» показались Франку прекрасным определением.

— А сами вы навещали Смедера? Он заходил к вам в гости?

— Один раз. Когда он в прошлом году переехал в наш дом. Мы пригласили его на чашку кофе, особо не настаивая. Если у него было желание познакомиться, то это самый простой путь.

— Да-да, конечно, но…

Женщина явно не хотела, чтобы ее прерывали.