Операция «Перфект»

– Боже мой, – бормочет он, а сам все улыбается, улыбается, словно Байрон только что вернул ему некую, давным-давно потерянную и очень важную часть души, часть его внутреннего устройства. Немного помолчав и взяв себя в руки, он говорит: – Между прочим, и у меня тоже кое-что есть.

Теперь приходит его черед дрожащими руками рыться во внутреннем кармане куртки, уставившись в потолок и чуть приоткрыв рот в надежде, что пальцы сами все отыщут. Наконец Джеймс извлекает из-за пазухи кожаный, очень потертый бумажник, открывает его и, порывшись в бесконечных кармашках и отделениях, вытаскивает что-то и кладет Джиму на ладонь.

Это немного помятая карточка от чая «Брук Бонд» с изображением воздушного шара братьев Монгольфье. Самая первая из серии «История воздухоплавания».

Трудно сказать, как именно произошло то, что увидели в следующий момент мистер Мид, Пола и Даррен. Стоя в сервировочной, они видят: Джим и Джеймс сперва молча сидят за столом и, не отрываясь, смотрят на вернувшиеся к ним через столько лет драгоценности, а потом Джеймс вдруг резко встает, выпрямляет ноги и словно ломается пополам. Джим едва успевает вскочить и подхватить его. И они замирают, крепко обняв друг друга. Так они, эти двое уже немолодых мужчин, и стоят несколько минут, крепко обнявшись, обретя друг друга после стольких лет разлуки, и оба не в силах разомкнуть объятия, ибо понимают, что стоит это сделать, и они снова будут вести себя так, словно ничего и не было.

– Как же это здорово, – говорит Джеймс Джиму в самое ухо, – что я снова тебя нашел! Как это замечательно!

И Джим, который на самом деле вовсе и не Джим, а Байрон, шепчет:

– Да, здорово.

– Tout va bien[66], – храбро заявляет Джеймс. Точнее, произносит эти слова одними губами. И старые друзья размыкают объятия.

На прощание они пожимают друг другу руки, и на этот раз – в отличие от первого рукопожатия, в отличие от объятий, – достаточно официально. Джеймс Лоу достает из того же бумажника свою старую служебную визитку, указывает на номер мобильного телефона и говорит, что номер у него прежний.

– Если когда-нибудь будешь в Кембридже, непременно заходи, – приглашает он. Джим кивает и говорит, что, разумеется, зайдет, прекрасно зная: никогда и никуда он с Кренхемской пустоши не уедет, он всегда будет здесь, и его мать тоже всегда будет здесь, а отныне здесь будет и его прошлое, которое он наконец сумел вернуть, и теперь оно навсегда останется с ним. А Джеймс Лоу поворачивается и осторожно уходит из жизни Джима – и делает это столь же ненавязчиво и скромно, как только что в нее вошел.

– Это выглядело впечатляюще, – замечает Пола. – Ты как, нормально? – А Даррен спрашивает, не хочет ли Джим хлебнуть чего-нибудь этакого, покрепче. Но Джим просить их извинить его – ему необходимо хотя бы минутку побыть на свежем воздухе.

Кто-то тянет его за локоть, и, глянув вниз, он обнаруживает мистера Мида. Красный, как малина, мистер Мид спрашивает, не будет ли Джиму удобней, если бы он, если бы… нет, мистер Мид настолько смущен, что никак не может этого выговорить! Но он все же договаривает: не будет ли Джиму удобней, если он снимет с себя эту оранжевую шляпу?

Глава 7

Имя

Перемена имени вовсе не входила в планы Байрона. Ему это даже в голову никогда не приходило. Он полагал, что если уж ты получил какое-то имя, то оно и означает, кто ты такой на самом деле, так что никуда тебе от своего имени не деться. Его новое имя – Джим – получилось абсолютно случайно, так же случайно, как произошла гибель Дайаны, так же случайно, как он угодил в «Бесли Хилл», так же случайно, как то, что сегодня облака над пустошью движутся в одну сторону, а завтра – в другую. Все перечисленное носило мимолетный характер и возникало сиюминутно, без каких бы то ни было предупреждений. И только потом он оглядывался назад и пытался объяснить случившееся словами, то, что с ним случалось, порождало некое новое, текучее, движение вещей и событий, и ему хотелось понять, в какой особый контекст это можно поместить.

Когда в тот раз отец не смог забрать Байрона из полицейского участка, вместо него приехала Андреа Лоу. Она объяснила, что Сеймур позвонил ей из Лондона и попросил помочь. Байрон сидел неподвижно и слушал, как констебль рассказывает ей, что им пришлось посадить бедного парнишку в камеру, потому что они просто не знали, как еще с ним поступить. Он прошел три сотни миль в пижаме, школьном блейзере и туфлях на босу ногу и, судя по его виду, несколько дней ничего не ел. Байрон слушал, слушал, потом попытался прилечь, но его длинные ноги свисали с койки, а колючее одеяло было таким коротким, что он не мог толком укрыться.