Операция «Перфект»

Байрон вышел из комнаты так же тихо, как и вошел. Он просто представить себе не мог, кого имела в виду его мать, но отчетливо понимал, что не хочет больше слышать об этом ни слова. Однако он так и не смог заставить себя отойти от дверей хоть на шаг. Услышав, как Джини с диким хохотом пронеслась по саду, он быстро пригнулся и, встав на колени, прижался к стене гостиной, выходившей в холл. Играть с Джини ему совсем не хотелось. Теперь, когда ее нога практически зажила, она особенно полюбила прятаться в кустах и выбегать оттуда, пугая его, когда он меньше всего этого ожидает. Ему эта забава казалась совершенно отвратительной! Прижавшись одним глазом к щели между дверью и дверной рамой, Байрон видел обеих женщин, освещенных падавшим на них лучом солнца и словно заключенных в некую светящуюся раковину. Он вытащил свою тетрадку, но, раскрывая ее, невольно зашуршал обложкой, и Дайана тут же вскинула голову:

– Кажется, там кто-то есть.

– Да брось ты, – сказала Беверли, – никого там нет, продолжай, пожалуйста. – И ласково накрыла своей рукой руку Дайаны. Байрону очень хотелось, чтобы она поскорее убрала свою руку. Он и сам не понимал, почему ему так этого хочется, но чем дольше рука Беверли соприкасалась с рукой его матери, тем сильней и невыносимей становилось это желание.

Дайана снова заговорила. Голос ее звучал мягко, негромко, и Байрон улавливал лишь некоторые, порой не связанные между собой предложения или даже отдельные слова, которые сперва показались ему и вовсе не имеющими никакого смысла. Пришлось прижаться к щели ухом. Слышно стало лучше. Мать говорила: «…один старый друг. Мы случайно столкнулись… У меня и в мыслях не было ничего плохого. Но однажды… Вот с этого все и началось».

Карандаш Байрона так и застыл, уткнувшись в бумагу. Он и сам не знал, записывает ли он что-нибудь. Он снова прижался глазом к узкой щелке и увидел, что мать уже успела пересесть в свое любимое кресло и что-то пьет из стакана большими глотками. Потом, отставив пустой стакан, она прошептала: «Какое же это облегчение – вот так все высказать!» – и Беверли согласилась: да, конечно, это большое облегчение, и сказала, чтобы Дайана дала ей свою вторую руку, потому что ногти нужно все-таки докрасить. Затем она заговорила о том, как, должно быть, Дайане одиноко в Кренхем-хаусе, а Дайана, неотрывно глядя на свою руку, лежащую в руке Беверли, кивала и соглашалась: да, ей бывает очень одиноко. Так одиноко, что порой это почти невозможно вынести.

– Но с тем человеком, о котором я все время думаю, я познакомилась до того, как мы сюда переехали, – сказала она. – На самом деле это произошло почти сразу после нашей с Сеймуром свадьбы.

Брови Беверли удивленно взметнулись вверх, да так и остались. И все же она спокойно обмакнула кисточку в лак и опять занялась ногтями Дайаны. Байрон вряд ли сумел бы правильно выразить словами обуревавшие его чувства, но ему все время казалось, будто Беверли просто вытаскивает из Дайаны некие потаенные слова, вынуждает ее говорить, причем именно тем, что сама помалкивает.

– Сеймур все узнал. Он умный человек и видит меня насквозь. Если я пытаюсь солгать, просто потому что мне нужно купить маленький подарочек или еще что-то секретное, он тут же налетает на меня, как коршун. Хотя в то время я совсем не воспринимала свои отношения с Тедом, как обман.

– Его звали Тед?

– Я считала его просто одним из своих молодых приятелей.

– Ну, если Тед – всего лишь один из твоих молодых приятелей, я не вижу в этом никакой проблемы.

– Да? – И Дайана хмыкнула, давая Беверли понять, что проблема есть, и весьма значительная, даже если Беверли и не в силах это понять. – После той истории Сеймур как раз и купил этот дом. Он сказал, что деревенский воздух пойдет мне на пользу. Я действительно всем ему обязана. И тебе придется это запомнить.

Покончив с ногтями Дайаны, Беверли протянула ей сигарету и щелкнула возвращенной зажигалкой, предупредив, что руками лучше ничего не брать и вообще вести себя осторожно, иначе она попортит лак. Дайана сделала несколько глубоких затяжек, выпуская дым над головой Беверли, похожий на чьи-то вытянутые в воздухе прозрачные пальцы, которые вскоре исчезли.

– Я необходима Сеймуру, понимаешь? – тихо сказала Дайана. – Мне порой просто страшно, до какой степени я ему необходима!

Байрон боялся пошевелиться. Ему никогда и в голову не приходило, что его мать могла любить кого-то другого, а не только отца, что у нее, возможно, был когда-то некий молодой человек по имени Тед. Голова у Байрона стала горячей, перед глазами все плыло, ему казалось, что он мечется среди всех тех вещей, какие ему вдруг вспомнились, переворачивает их, точно камни, пытаясь увидеть, что у них с другой стороны, понять их смысл. Он вспомнил, как мать однажды заговорила о каком-то человеке, очень любившем шампанское, вспомнил ее непонятные, необъяснимые визиты на Дигби-роуд. Неужели она к нему туда ездила? Затем Дайана снова заговорила, и Байрон, стиснув вспотевшие руки, заставил себя сосредоточиться и слушать.