Но Федотов — так была фамилия сержанта — на всякий случай, для острастки и своеобразного салюта, дал короткую очередь. Со звоном посыпались стекла.
— Дядень-ка-а! — раздался такой отчаянный детский крик, что Федотов чуть не выронил автомат, а Уразбаев шлепнулся животом на землю, выбрасывая ручник перед собой. — Дя-день-ка, не стреляйте! Я свой…
И из неприметной кучи сена в углу одного из отсеков сарая к опешившему Федотову метнулся щупленький белобрысый мальчишка лет десяти-одиннадцати. Цепляясь пальцами за потное сукно гимнастерки, припав всем своим горячим тельцем к сержанту, он, судорожно всхлипывая, бормотал, словно в забытьи:
— Я свой… Свой я… Свой…
Сержант Федотов запустил заскорузлую пятерню в его спутанные, в сенной трухе волосы и нежно и осторожно гладил по хрупкому мальчишескому затылку.
— Все, сынок… Все… Порядок в танковых частях… — беспомощно и нелепо бормотал сержант, откинув автомат за спину и ощущая на своей груди, прямо под орденом Красной Звезды, как гимнастерка его тепло намокает от обильных слез. Ему самому вдруг захотелось плакать.
— Отставить! — вместо этого негромко скомандовал сержант. — Слезы от-ставить!
Мальчишка мгновенно стих, но продолжал еще шмыгать носом.
— Ты как это очутился в зоне военных действий? — строго спросил Федотов. — Доложить по всей форме!
— А я… Я в сено зарылся… — робко прошептал мальчик. — Как стрельба началась… Я и не успел из зоопарка выскочить…
— Так это что ж… Выходит, значит… Мы в зоосад въехали? — глупо спросил сержант.
— Ну да… — подтвердил мальчишка. — Только здесь никого почти не осталось. — И снова всхлипнул: — Петра Макеича они прямо там… — он махнул рукой в глубину сада. — Прямо там… расстреляли. Он как раз на тележку корм накладывал.
— Макеич этот твой… Он кто? — спросил сержант тихо.
— Сторож. Я его давно, еще с довойны знаю… Он меня сюда по вечерам иногда пускал. Мы слона кормили… А всех птиц — и лебедей даже черных, и павлинов — немцы перестреляли. Офицеры… Как в тире… И оленей тоже… А Томми они увели…
— Томку? — как-то туго соображая, но сразу проникаясь сочувствием, спросил сержант. — Сеструху твою, что ли?
— Нет, не сестренку… Так нашего слона звали. Он был очень умный, очень. Ни за что не хотел в Германию в плен ехать! Так они его… цепями за ноги… и к бронетранспортеру. Так и потащили на буксире. Он сильный, наш Томми! Разве бы он… добровольно… сдался?!
— Так… — подытожил сведения сержант. — А тебя, выходит, как зовут?
— Федя… Федор Капустин.
— А меня — Федотов, — почему-то обрадовался сержант. — Тезки почти!
— Но это еще не все… — заторопился Федя. — Тут немец один… в слоновник вбежал… И прямо в бегемота дал очередь из автомата…
— В бегемота? — не сразу понимая, поморщился Федотов.
— Ну да… Это вон там, в конце самом. Идемте, покажу…
Вода в небольшом бассейне была мутной и темно-красной. «От крови, видать…» — привычно подумал про себя сержант и цепко прищурился.
— Бишка… — громко позвал мальчик, и в голосе его звучали боль и страдание. — Би-и-шка…
Из воды медленно поднялась огромная голова и так же медленно, с усилием, развалилась на две половины. Из красной зубастой пасти пахнуло дурным лихорадочным жаром.
И Федотов — бесстрашный разведчик Федотов — невольно попятился!
— Ты это… того… — запинаясь и вдруг охрипнув, с трудом проговорил он. — Твой боровокто… Ведь проглотит с голодухи за милую душу. Целиком! Со всей амуницией… Только пуговицы выплюнет…
— Да вы, дяденька Федотов, не бойтесь… — вдруг заулыбался мальчишка и словно бы весь засветился тем — довоенным — весельем. — Бишка добрый… И смирный. Морковку и свеклу очень любит. И сено с удовольствием ест…
Как бы догадавшись, что разговор идет о нем, бегемот снова раскрыл чудовищную пасть, но из нее вместо громового рева раздалось жалобное мычание, напоминающее жалобу теленка, отставшего от матери.
— Ишь ты… Это что же, вроде лошади, значит, на довольствии стоит? — с детским любопытством уточнил дотошный сержант.
— Ага… Бегемот — это просто так, а по-научному его называют «гиппопотам»…
Услышав незнакомое, нерусское слово, сержант вздрогнул и машинально схватился за автомат. Но мальчик не заметил его реакции.
— …а «гиппопотам» это и значит: водяная лошадь! — с торжеством объяснил мальчик.
— И откуда ты все знаешь? — подозрительно спросил бдительный Федотов.
— Я до войны юннатом был… — сообщил Федя. — Знаю, чем зверей кормить… А вот лечить… Лечить не пробовал. Ему, наверное, раны надо бы йодом смазать. И забинтовать. А то у него нагноение будет. Вода грязная… Бишка в воде сидел. Хорошо, что он ему не в голову попал. Торопился… Если бы в голову — все. Конец.
Теперь бегемот вылез из воды почти весь. На его круглой задней части, наискосок к ноге, словно пробоины на боковой броне, виднелась цепочка круглых дырок. Из них проглядывало розовое кровоточащее мясо…
Федотов придирчиво оглядел огромную лоснящуюся буровато-зеленую тушу и горестно вздохнул:
— Это ж… Это же сколько йоду на такое пойдет?! Тут же целый медсанбат потребуется!
— Жалко Бишку… — губы у Феди дрожали. — Пропадет ведь…