Операция «Цитадель»

– Какие у нас командировки – вы уже видите: Венгрия, Италия, Франция. С русскими пусть разбираются окопники. Нам и здесь работы хватит. Другое дело, что мне нужны опытные, привыкшие к пороху и риску бойцы, для которых война, это всего лишь… война. То есть такие, как вы, Розданов, как Беркут, он же лейтенант Громов. Кстати, вы, кажется, сидели в одной камере с Беркутом? Не ошибаюсь?

– Рашковский услужил. Надеюсь, лейтенант еще жив? Или уже выслушал приговор?

– Нет, приговор пока не зачитывали. Расстрелян он может быть только по моему приказу. А я не тороплюсь.

– Что так?

– Когда вернемся, вам нужно будет еще раз поговорить с ним. Понимаю, что против русских он воевать не станет. Но диверсант такого ранга, как лейтенант Беркут, нужен нам не для бродяжничества по партизанским тылам, а здесь. Вы должны убедить его, Розданов. Это будет первым заданием, которое вы получите от имени руководства Черного Ордена СС[93].

– Все-таки «Орден СС»?

– Орден, орден… В основу заложены традиции тевтонцев. Но не будем отвлекаться. У нас подбирается великолепная команда, с которой, как любит говорить Скорцени, действительно можно пройти этот мир от океана до океана.

– Побеседовать-то я побеседую. Только вряд ли он согласится. Истинный русский офицер, должен я вам доложить. Не то что эти провинциальные мерзавцы, вроде известного вам, господин Штубер, обер-лейтенанта Рашковского.

– Командовавшего ротой прикрытия у дота лейтенанта Громова?

– Его.

– Но вернемся к Громову-Беркуту. Мне показалось, что вы говорите о нем с гордостью.

– Именно так и говорю. Можете уведомить об этом гестапо, гауптштурмфюрер.

– Когда вы говорите с господином Штубером, поручик, ссылаться на гестапо, а тем более оглядываться на него уже бессмысленно, – как бы между прочим заметил Гольвег.

– Тем более что дело не в благонадежности вашей, – продолжил его мысль Штубер. – Благонадежность своих агентов я проверяю не в откровенных беседах, а в бою. Просто, гордясь его непреклонностью, вы, поручик белой гвардии, ставите в двусмысленное положение самого себя.

– Ничуть. Он – такой же русский офицер, только сражающийся на стороне большевиков. Мы враги. Но из этого не следует, что перестали быть русскими офицерами.

– Что-то новое. До сих пор белогвардейцы, многие из которых успели вступить в РОА, не считали красноармейских офицеров ни истинно русскими, ни вообще офицерами.

– Это у них от обиды.

– Не стоит так все упрощать.

– От злобы, от бессилия, оттого, что их дело проиграно, – зачастил Розданов. – Их можно понять. Их нужно понять. Впрочем, вам, немцу, понять это почти невозможно. И знаете, я еще подумаю относительно вашего СС.

– Это у вас тоже от бессилия. Сильные люди вступают в СС, как в рыцарский круг короля Артура.

– В группе я готов сражаться постольку, поскольку она сражается против большевиков. Но предпочитал бы, если честно, делать это в составе Русской освободительной армии.

Штубер спокойно, устало посмотрел на Розданова. На лице его вырисовалась угрюмая гримаса, при которой он не в состоянии был скрыть своего прискорбного разочарования.

31

Над Будой появилось звено бомбардировщиков. Машины шли низко, наклонив носы-клювы, словно тройка коршунов, решивших оборвать свой ритуальный полет в мутных, покрытых туманом водах Дуная.

Когда самолеты пронеслись над их головами, Штубер поймал себя на том, что даже не попытался определить, чьи они.

– На горизонте появился комендант! – прервал и его раздумья, и общее молчание Гольвег.

– Ошибка исключена? – встревожился барон фон Штубер.

– Это его «мерседес». Узнаю.

Штубер присмотрелся к появившемуся у поворота лимузину. Не сумел разглядеть ничего, кроме контуров машины, однако полностью положился на Гольвега.

– По местам! – резко скомандовал он. – Брать сразу же и заталкивать в ближайшую машину. Гольвег!

– Я готов.

– Ваш коронный выход на арену, оберштурмфюрер Гольвег!

Словно предчувствуя ловушку, генерал Бакаи опасливо открыл дверцу и, прежде чем выйти из «мерседеса», высунулся и внимательно, настороженно осмотрел, словно обнюхивал, площадь.

– Осторожничает, – нервно прокомментировал оберштурмфюрер.

– На его месте вы бы вели себя точно так же.

– А если он опять усядется в машину и укатит?

– На его месте вы так и сделали бы, – оставался непреклонным Штубер.

– Лучше скажите, что, в таком случае будем делать, Сократ вы наш.

Единственное, что генерал Бакаи увидел на площади, достойного своего внимания, – так это двух типов в гражданском, которые стояли между машинами, неподалеку от его «мерседеса». Но сбило коменданта с толку то, что они были заняты беседой и совершенно не обращали на него внимания. Еще один тип курил чуть в стороне от входа в отель, до которого было метров двадцать.

Адъютант коменданта уже стоял у дверцы. Слегка наклонившись, он пытался угадать решение генерала: заходить в отель или уехать? Комендант все же решил идти.

Штуберу трудно было понять, почему он решился на этот шаг: то ли потому, что боялся прослыть трусом, то ли действительно рассчитывал повести переговоры с посредниками между Хорти и Черчиллем.