Опередить Господа Бога

Когда горит дом, сперва выгорают полы, а потом сверху начинают падать горящие балки, но между одной и другой балками проходит несколько минут, и вот тогда-то нужно проскочить. Чудовищно жарко, осколки стекла и асфальт плавятся под ногами. Они бегут в огне среди этих падающих балок. Стена. Пролом в стене, возле него прожектор. «Мы не пойдем». — «Что ж, оставайтесь…» Выстрел по прожектору, они бегут. Двор, шестеро ребят, выстрелы, они бегут. Пятеро ребят, могила, Сташек, Адам, «Интернационал»… И еще: в тот же день, когда вырыли могилу и тихонько пропели первый куплет, нужно было пробраться подвалами из одного дома в другой. Четверо пошли пробивать проход, а наверху стояли немцы и кидали в подвал гранаты. Туда начал проникать дым, гарь, и он велел немедленно засыпать лаз. Внутри еще оставался один парень, но люди начали задыхаться, поэтому ждать его было уже нельзя.

Вот это точная хронология. Теперь мы уже знаем, что первым погиб Михал Клепфиш, потом шестеро ребят, потом пятеро, а потом Сташек, а потом Адам, а потом парень, которого пришлось засыпать. И еще несколько сотен в убежище, но это немного позже, когда гетто горело целиком и все перебрались в подвалы. Там было ужасно жарко, и какая-то женщина на минутку выпустила ребенка на воздух. Немцы дали ему конфетку, спросили: «А где твоя мама?» — ребенок показал, и немцы взорвали убежище, несколько сот человек. «Мы потом говорили: надо было этого малыша, как только он вышел, застрелить. Но и это бы не помогло: у немцев были подслушивающие аппараты, и с их помощью они обнаруживали людей в подвалах».

Вот она: хронология событий.

Историческая последовательность оказывается всего лишь последовательностью смертей.

История творится по другую сторону стен, там, где пишутся донесения, рассылаются по всему миру радиосводки и призывы о помощи. Любому специалисту сейчас известны тексты депеш и правительственных нот. Но кто знает про парня, которого пришлось засыпать, потому что в подвал просачивалась гарь? Кому сегодня известно об этом парне?

Донесения о происходящем в гетто составляет на арийской стороне «Вацлав». Вот, например, «Сводка № 3 Вац. А/9, 21 апреля: Еврейская боевая организация, руководящая борьбой Варшавского гетто, отвергла немецкий ультиматум, в котором содержалось требование сложить оружие во вторник до 10 часов утра… Немцы ввели в бой полевую артиллерию, танки и бронемашины. Осада гетто и борьба еврейских повстанцев — чуть ли не единственная тема разговоров в миллионном городе…

»

До того «Вацлав» передавал донесения об акции по уничтожению гетто — именно от него мир узнал о существовании Умшлагплац, об эшелонах, газовых камерах и Треблинке. Упоминание о «Вацлаве» — Генрике Волинском — есть в каждой книге, в каждой научной работе о гетто. Он руководил еврейским сектором при Главном штабе АК, был посредником между ЖОБом и штабом, в частности, передал командующему АК, генералу Грот-Ровецкому, первое сообщение о создании ЖОБа, а Юреку Вильнеру — приказ генерала о подчинении ЖОБа Армии Крайовой. Он же связал подпольщиков с командующим Варшавским округом АК генералом Монтером и офицерами, которые впоследствии снабжали их оружием и учили им пользоваться. Чаще всего занятия проводил Збигнев Левандовекий, «Рельс», заместитель руководителя варшавского Кедива[26] и начальник Бюро технических исследований АК. Он рассказывает, что на «уроки» к нему приходили из гетто всего два человека, женщина и мужчина, и вначале его это огорчало, но оказалось, что мужчина был химиком, схватывал все на лету и инструкции «Рельса» передавал своим товарищам в гетто. Кроме инструкций они получили хлорат калия и, добавляя к нему серную кислоту, бензин, бумагу, сахар и клей, сами изготавливали бутылки с зажигательной смесью. «Коктейли Молотова?» — уточняю я, но доцент Левандовский возмущается: «Никакого сравнения! Наши бутылки были небольшие, изящные, обложенные хлоратом и обклеенные бумагой, и воспламенители у них располагались по всей поверхности. Филигранная работа — честное слово. Новейшее достижение Бюро технических исследований АК. Вообще все, что мы давали ЖОБу, — говорит „Рельс“, — и бутылки, и люди, и оружие, было самым лучшим из того, что мы тогда могли дать».

Доцент Левандовский по сей день не знает фамилии мужчины, который приходил на Маршалковскую, 62 (первый этаж, во дворе налево). «Высокий худощавый шатен, — говорит он. — Не из этих сорвиголов, наоборот: тихий, спокойный. Хотя, — добавляет доцент, — в особо опасных акциях лучше всех себя проявляли вовсе не сорвиголовы, а вот такие тихони».

— Человека, которого вы обучали, звали Михал Клепфиш, — говорю я доценту.