Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Донесения о встрече Оппенгеймера и Тэтлок, известного члена Коммунистической партии, дошли до Вашингтона, и вскоре на Роберта пало подозрение в передаче атомных секретов советской разведке. 27 августа 1943 года в записке ФБР, обосновывающей прослушивание телефона Тэтлок, ФБР высказало допущение, что Оппенгеймер «может использовать ее как посредницу или воспользоваться ее телефоном для важных звонков, затрагивающих аппарат Коминтерна…».

Первого сентября 1943 года глава ФБР Дж. Эдгар Гувер написал генеральному прокурору: в связи с проводимым Бюро расследованием шпионажа со стороны агентов советского Коминтерна «установлено, что Джин Тэтлок… стала тайной любовницей обладателя критически важных секретных сведений, связанных с военными нуждами нашей страны». Гувер уверял, что Тэтлок «находится в контакте с сотрудниками аппарата Коминтерна в районе Сан-Франциско и, по имеющимся данным, не только в состоянии получить секретную информацию от человека, с которым связана интимными отношениями, но и в состоянии передавать эту информацию агентам разведки, сотрудникам аппарата». Гувер рекомендовал начать прослушивание телефонных разговоров Тэтлок «с целью установления личности агентов разведки в составе аппарата Коминтерна». Прослушивающие устройства были установлены тем же летом либо военными, либо ФБР.

Двадцать девятого июня 1943 года, всего через две недели после ночи, проведенной Робертом с Тэтлок, полковник Борис Паш, начальник контрразведки сухопутных войск на Западном побережье США, отправил в Пентагон записку, рекомендуя отказать Оппенгеймеру в секретном допуске и уволить его. Паш писал, что у него есть сведения, говорящие о том, что Оппенгеймер, «возможно, все еще связан с Коммунистической партией». Никаких прямых улик у него не было. Он привел в пример встречу Оппенгеймера с Тэтлок и телефонный звонок ученого Дэвиду Хокинсу, «члену партии, состоявшему в контакте с Бернадетт Дойл и Стивом Нельсоном».

Паш подозревал, что Оппенгеймер, даже если он сам не согласился напрямую поставлять научную информацию партии, «мог предоставлять эту информацию другим лицам, с кем поддерживал контакт, которые, в свою очередь, могли передать» сведения о Манхэттенском проекте Советскому Союзу. Естественно, Паш подозревал, что таким средним звеном служила Тэтлок. Коллеги из ФБР наверняка поставили его в известность, что не позднее августа 1943 года Тэтлок начала активно участвовать в делах Компартии.

В представлении Паша Тэтлок являлась главной подозреваемой в шпионаже, и он надеялся это доказать после установки прослушивающего устройства. А если не получится, то воспользоваться отношениями Оппенгеймера с Тэтлок как оружием против ученого. В конце июня Паш изложил свои мысли на этот счет в длинной пояснительной записке новому заму Гровса по вопросам безопасности, подполковнику Джону Лансдейлу, хитрому тридцатиоднолетнему юристу из Кливленда. Паш советовал Лансдейлу: если не получится выгнать Оппенгеймера сразу, ученого следует вызвать в Вашингтон и на месте припугнуть «Законом о борьбе со шпионской деятельностью» и вытекающими из него последствиями. Ему следовало поставить на вид, что военная разведка осведомлена о его связях с Коммунистической партией и что правительство не потерпит передачи сведений его партийным дружкам. Подобно генералу Гровсу, Паш рассчитывал воспользоваться амбициозностью и гордостью Оппенгеймера для того, чтобы держать его в узде: «По мнению моей службы, — писал Паш, — данное лицо лично заинтересовано в защите своего будущего и своей репутации, а также высокой чести, которой оно удостоится в случае успеха настоящего проекта, а потому постарается всячески сотрудничать с правительством в отношении всего, что позволит ему сохранить руководящую должность».