Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Оппенгеймер питал глубокое уважение к «выдающейся оригинальности» создателя общей теории относительности – «небывалого слияния геометрии и силы тяжести». В то же время он полагал, что Эйнштейн привнес в «оригинальный труд глубокие элементы традиционности». И твердо верил, что на склоне лет именно «традиционность» уводила Эйнштейна с верного пути. К «удрученности» Оппенгеймера, Эйнштейн провел весь принстонский период в попытках доказать, что квантовая теория ущербна ввиду наличия существенных противоречий. «Никто не мог с ним сравниться, – писал Оппенгеймер, – по части придумывания неожиданных умных примеров. На деле же оказалось, что никаких противоречий не было и в помине, причем объяснение их отсутствия нередко можно было найти в ранних работах самого Эйнштейна». Больше всего в квантовой теории Эйнштейна смущала концепция неопределенности. При этом именно его работы по теории относительности дали толчок некоторым идеям Бора. Оппенгеймер видел в этом большую иронию: «Он благородно и яростно воевал с Бором, воевал с теорией, которую сам же породил, но потом возненавидел. В истории науки такое случалось не один раз».

Несмотря на разногласия, Оппенгеймер любил находиться в компании Эйнштейна. Однажды вечером в начале 1948 года он принимал Дэвида Лилиенталя и Эйнштейна в Олден-Мэноре. Лилиенталь сидел рядом с Эйнштейном и «наблюдал, как тот слушает (с мрачной внимательностью, иногда усмехаясь и щурясь) описания Робертом Оппенгеймером нейтрино как прекрасные создания физики». Роберт по-прежнему любил делать роскошные подарки. Зная любовь Эйнштейна к классической музыке и то, что радиоприемник старика не принимал передачи концертов из нью-йоркского Карнеги-холла, Оппенгеймер организовал установку на крыше скромного дома Эйнштейна по адресу Мерсер-стрит № 112 мощной антенны. Это было сделано без ведома хозяина дома. На день рождения Эйнштейна Роберт явился к нему на порог с новым радиоприемником и предложил прослушать намеченный концерт. Эйнштейн был очень доволен.

В 1949 году в Принстон приехал Бор. Он согласился написать статью для памятного издания по случаю семидесятилетия Эйнштейна. Они прекрасно проводили время вместе, однако, как и Оппенгеймер, Бор не мог взять в толк, почему Эйнштейн видит в квантовой теории чуть ли не демона. Когда Эйнштейну показали рукопись памятного издания, он заметил, что статья содержит не меньшую дозу шпилек, чем похвал. «Это не юбилейное издание в мою честь, – сказал он. – Это – обвинение». В день рождения гения, 14 марта, в актовом зале Принстонского университета послушать хвалебные речи Оппенгеймера, И. А. Раби, Юджина Вигнера и Германа Вейля собрались 250 выдающихся ученых. Как бы ни были сильны расхождения между стариком и его коллегами, зал, когда Эйнштейн вошел в него, вибрировал от предвкушения момента. После мгновения внезапной тишины все вскочили с мест и встретили величайшего физика XX века бурными аплодисментами.

Как физики Оппенгеймер и Эйнштейн стояли на разных позициях. Но как гуманисты они были союзниками. На повороте истории, во время холодной войны, когда профессия ученого оказалась в плену у сети военных лабораторий и все больше зависящих от оборонных контрактов университетов, опутанных системой национальной безопасности, Оппенгеймер выбрал другой путь. Хотя он «присутствовал при рождении» милитаризации науки, Оппенгеймер ушел из Лос-Аламоса, и Эйнштейн уважал его за попытки сдерживать своим авторитетом гонку вооружений. В то же время он видел, что Оппенгеймер осторожничает с использованием своего влияния. Эйнштейна озадачило, когда весной 1947 года Оппенгеймер отказался принять его приглашение выступить с речью на открытом ужине недавно учрежденного Чрезвычайного комитета ученых-атомщиков. Оппенгеймер отговорился тем, что «на данный момент не готов делать публичные выступления по вопросам атомной энергии, не будучи уверенным, что результаты будут соответствовать нашим надеждам».

Старик явно не понимал, почему Оппенгеймер так дорожит сохранением причастности к вашингтонскому истеблишменту. Эйнштейн в такие игры не играл. Ему бы никогда не пришло в голову выпрашивать у правительства доступ к секретной информации. Эйнштейн инстинктивно недолюбливал политиков, генералов и лиц, наделенных властью. По замечанию Оппенгеймера, «он не умел запросто и естественно разговаривать с государственными деятелями и власть имущими…». В то время как Оппенгеймеру, похоже, нравилось иметь дело с влиятельными людьми, Эйнштейн не любил лести. Однажды вечером в марте 1950 года после 71-го дня рождения Эйнштейна Оппенгеймер провожал его до дома на Мерсер-стрит. «Знаете ли, – заметил Эйнштейн, – когда человеку выпадает совершить нечто значительное, его последующая жизнь становится чудно́й». Оппенгеймер понял его как никто другой.