Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

По мнению Раби, наследие этической культуры сковывало молодого Оппенгеймера. Человек не может знать всех последствий собственных действий, и подчас даже добрые намерения приводят к чудовищным результатам. Роберт обладал острым чутьем на этику, но при этом был наделен амбициями и непоседливым, пытливым умом. Подобно многим другим интеллектуалам, сознающим сложность жизни, он, вероятно, временами испытывал нерешительность, граничащую с инертностью. Позднее Оппенгеймер размышлял об этой дилемме следующим образом: «Я могу, как мы все вынуждены это делать, принять решение и действовать или же размышлять о своих мотивах, особенностях, достоинствах и недостатках, пытаясь определить, почему я делаю то, что решил сделать. Оба подхода имеют место в нашей жизни, но совершенно ясно, что один исключает другой». В Школе этической культуры Феликс Адлер подвергал себя «постоянному самоанализу и самооценке теми же высокими стандартами и целями, которые задавал другим». Однако на пороге тридцатилетия Оппенгеймер все больше тяготился непрерывным самокопанием. По предположению историка Джеймса Хиджая, «Бхагавадгита» дала ответ на эту психологическую дилемму: чти труд, долг и дисциплину и не тревожься за результат. Оппенгеймер четко сознавал последствия своих действий, но, подобно Арджуне, подчинялся велению долга. Поэтому долг (и амбиции) подавляли сомнения, хотя сомнения никуда не девались и сохранялись в форме постоянного напоминания о несовершенстве человеческой природы.

В июне 1934 года Оппенгеймер вернулся в Мичиганский университет проводить летний курс по физике и прочитал лекцию с критическим разбором уравнения Дирака. Лекция настолько впечатлила Роберта Сербера, что молодой постдок немедленно решил перевестись из Принстона в Беркли. Через неделю или две после переезда Оппи пригласил его в кинотеатр, где они посмотрели «Когда настанет ночь» с Робертом Монтгомери в главной роли. Это событие заложило основу их многолетней дружбы.

Сербер, сын юриста из Филадельфии с обширными связями, вырос в левой политической среде. Его отец родился в России, оба родителя были евреями. Мать Сербера умерла, когда ему было двенадцать лет. Вскоре после этого отец снова женился. Новая жена, Фрэнсес Леоф, художник-монументалист и гончар, впоследствии, согласно документам ФБР, вступила в Коммунистическую партию. Роберт Сербер быстро стал частью большого семейного клана Леоф, во главе которого стояли дядя его мачехи, харизматичный филадельфийский врач Моррис В. Леоф, и его жена Дженни. Дом Леофов напоминал политико-художественный салон. Частыми гостями в нем были драматург Клиффорд Одетс, левый журналист И. Ф. Стоун и поэтесса Джин Ройсман, которая потом вышла замуж за леволиберального судебного адвоката Леонарда Будена. Молодой Роберт Сербер вскоре попал под очарование Шарлотты Леоф, младшей из двух дочерей Морриса и Дженни. В 1933 году он и Шарлотта после ее выпуска из Пенсильванского университета зарегистрировали брак. Шарлотта унаследовала от отца-радикала тягу к политике и горячо выступала в поддержку различных левых инициатив. Ввиду таких семейных связей неудивительно, что политические взгляды самого Сербера приобрели заметный левый уклон, хотя несколько лет спустя ФБР констатировало, что «достоверных доказательств вступления Роберта Сербера в Коммунистическую партию не обнаружено».

В Беркли Сербер штудировал теоретическую физику под началом Оппенгеймера и за несколько лет опубликовал дюжину научных работ, в том числе семь в соавторстве с наставником. Работы были посвящены таким вещам, как частицы космических лучей, распад протонов высокой энергии, ядерные фотоэффекты при высоких энергиях и ядерные реакции в звездах. Оппи говорил Лоуренсу, что Сербер «один из немногих действительно первоклассных теоретиков, с кем ему доводилось работать».

Оппенгеймер и Сербер близко подружились. Летом 1935 года Оппи пригласил Серберов в гости на свое ранчо в Нью-Мексико. Сербер оказался совершенно не готов к условиям жизни в «Перро Калиенте». Когда супруги, пропетляв по горным дорогам несколько часов, прибыли на место, они застали на ранчо Фрэнка Оппенгеймера, Мельбу Филлипс и Эда Макмиллана. Оппи непринужденно поздоровался с новоприбывшими и, потому как в доме не осталось для них места, предложил взять двух лошадей и ехать на север, в Таос, находящийся от «Перро Калиенте» в восьмидесяти милях. Это означало три дня пути верхом с преодолением перевала Хикория на высоте 3,8 километра. А Сербер никогда в жизни не сидел на лошади! Послушавшись советов Оппи, чета Серберов оседлала лошадей, взяв с собой только смену носков и нижнего белья, зубную щетку, коробку шоколадных крекеров из непросеянной муки, пинту виски и мешок овса для лошадей. Через три дня Серберы, страдая от боли в мышцах и натерых до крови ног из-за постоянного сидения в седле, прибыли в Таос. Переночевав в гостинице в Ранчос-де-Таос, они выехали встречать Оппенгеймера. По дороге Шарлотта дважды падала с лошади и приехала на место в куртке, измазанной кровью.