Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Роберт по-прежнему делил время между Беркли и Калтехом, ежегодно проводя конец лета в Пасадене, где останавливался у своих друзей Ричарда и Рут Толмен. Толмены построили неподалеку от кампуса беленый дом в испанском стиле с пышным садом во дворе и гостевым домиком на одну спальню, который Роберт занимал, бывая в городе. Роберт познакомился с Толменами весной 1929 года, и в то лето супружеская пара побывала на ранчо Оппенгеймера в Нью-Мексико. Роберт называл их «очень близкими» друзьями. Он восхищался «умом и широкими интересами» Толмена – «и в физике, и вообще». Восхищался он и «невероятно умной и очень милой» женой Толмена. Рут в то время заканчивала аспирантуру по клинической психологии. Для Оппенгеймера Толмены служили «чудесным островом среди кошмара Южной Калифорнии». По вечерам Толмен нередко устраивал дружеский ужин, на который приглашал Фрэнка и друзей Оппенгеймера – Лайнуса Полинга, Чарли Лауритсена, Роберта и Шарлотту Сербер, Эдвина и Рут Юлинг. Фрэнк и Рут частенько дуэтом играли на флейте.

В 1936 году Оппенгеймер активно продвигал Сербера на должность младшего научного сотрудника факультета физики в Беркли. Декан факультета Раймонд Бирдж с большой неохотой согласился выделить Серберу жалованье в размере 1200 долларов в год. Следующие два года Оппи несколько раз пытался устроить Сербера на штатную преподавательскую должность доцента. Однако Бирдж упорно отклонял ходатайства и однажды написал коллеге: «На кафедре хватит и одного еврея».

В то время Оппенгеймер не знал об этой реплике, хотя подобные настроения не были для него секретом. В 1920-е и 1930-е годы в вежливом американском обществе поднимал голову антисемитизм. Многие университеты подхватили пример Гарварда и ввели ограничительные квоты на прием еврейских студентов. Элитные юридические фирмы и общественные клубы таких крупных городов, как Нью-Йорк, Вашингтон и Сан-Франциско, практиковали расовую и религиозную сегрегацию. В этом плане калифорнийский истеблишмент мало чем отличался от истеблишмента Восточного побережья. И все же, даже не имея шансов влиться в калифорнийское высшее общество подобно своему другу Эрнесту Лоуренсу, Оппенгеймер был доволен своим положением. «Я решил, где себе постелить», – вспоминал он. И был «доволен» своей постелью.

В 1930-е годы он ни разу не выбирался в Европу. Более того – за исключением летнего отпуска в Нью-Мексико и поездок на летний семинар в Энн-Арбор даже не покидал Калифорнию. Когда Гарвард предложил удвоить его жалование, если он согласится переехать на восток, Роберт попросту отмахнулся. В 1934 году созданный в Принстоне новый Институт перспективных исследований дважды пытался переманить его из Беркли, но Оппенгеймер был непреклонен: «От меня в таком месте не было бы никакой пользы…» Он писал брату: «Я отклонил эти соблазны, ставя выше свое нынешнее рабочее место, где мне немного легче верить в собственную полезность и где доброе калифорнийское вино скрашивает сложность физики и ограниченные возможности человеческого разума». Он считал, что «не стал взрослым, но немного повзрослел». Его теоретические изыскания переживали расцвет отчасти потому, что преподавание отнимало у него лишь пять часов в неделю, оставляя «много времени на физику и кучу других вещей…». И тут он повстречал женщину, которая перевернет его жизнь.

Часть вторая

Глава восьмая. «В 1936 году мои интересы начали меняться»

Роберт был по-настоящему влюблен в Джин. Он любил ее больше всех. Он был ей предан.

Роберт Сербер

Весной 1936 года, когда Роберт встретил Джин Тэтлок, ей было всего двадцать два года. Их познакомили на вечеринке у Мэри Эллен Уошберн, хозяйки дома на Шаста-роуд. Джин заканчивала первый курс факультета медицины Стэнфордского университета, который в то время находился в Сан-Франциско. В ту осень, вспоминал Роберт, «я начал ухаживать за ней, и мы сблизились».

Джин была стройной женщиной с густыми черными вьющимися волосами, голубыми глазами, пушистыми черными ресницами и от природы алыми губами. Некоторые считали, что она выглядит как «древнеирландская принцесса». При росте метр семьдесят три ее вес никогда не превышал 58 килограммов. В ее внешности имелся лишь один крошечный изъян – слегка опущенное веко в результате несчастного случая в детском возрасте. Но даже этот едва заметный дефект лишь подчеркивал ее шарм. Красота и робкая меланхоличность девушки пленили Роберта. «Джин ни с кем не делилась своим отчаянием», – написала впоследствии ее подруга Эдит А. Дженкинс.