Опрокинутый горизонт

Люк припарковал машину, и друзья подошли к тяжелой железной двери со сканером отпечатков пальцев. Они по очереди приложили к нему ладонь и через тамбур проникли в здание.

Так называемый Центр представлял собой частную лабораторию, собственность компании «Лонгвью», принадлежавшей, в свою очередь, некоей коммерческой структуре.

Там трудилось около сотни ученых на условиях почти полной независимости. Одна из особенностей Центра заключалась в разнообразии научных направлений. Здесь занимались нанотехнологиями, биотехнологиями, молекулярной биологией, информатикой, робототехникой, искусственным интеллектом, нейронами. Этим перечень направлений далеко не исчерпывался. Кроме общего вспомогательного персонала, обслуживавшего их всех, ученых объединяли еще два фактора. Во-первых, все они были моложе 30 лет, во‑вторых, компания «Лонгвью» оплачивала им учебу в университете. Самой яркой отличительной чертой этого Центра был выбор только таких исследовательских проектов, которые любой другой научный центр признал бы утопиями, чистейшей фантазией. Философию людей, создавших и финансировавших «Лонгвью», исчерпывающе выражал лозунг, красовавшийся на стенах всех комнат отдыха: «Нет ничего неотвратимее, чем невозможное».

Джош с Люком, как и все остальные сотрудники Центра, никогда не видели своего работодателя, довольствуясь встречами с посредником, сообщившим им об одобрении их кандидатур, – профессором Флинчем. Он принял их в первый день и предложил подписать согласие с регламентом, контракт о соблюдении конфиденциальности и договор о ссуде на учебу, предопределявший их будущее как минимум на десять лет.

Пока Джош следовал за Люком к их рабочему месту, все его мысли были только о Хоуп. Ему чудился ее шепот: «Люк тоже продал душу?»

Люк открыл шкаф-автоклав, содержимое которого сохранялось при постоянной температуре 37,2 градуса, и вынул оттуда несколько комплектов пробирок в решетчатых поддонах, чтобы дотянуться до спрятанной позади них склянки. Внутри склянки находилась пластина с 96 маленькими емкостями.

Положив перед собой пластину, он вооружился пипеткой, осторожно собрал содержимое дюжины ячеек и перенес его в равных количествах на пластинки. Готовые препараты он поместил на столик микроскопа, приник к окулярам, немного подстроил разрешение и уступил место Джошу.

– Полюбуйся сам.

Джош долго не отрывался от окуляров. Когда он наконец поднял голову, Люк сказал:

– Можешь смотреть сколько хочешь, я в твое отсутствие только этим и занимался. Сто раз проверял – все до одной уникальны. Не будем обольщаться, мы делаем только первые шаги. Но ты не ошибся: как видишь, нервные волокна, взятые из мозга нашей крысы, сцепились на каждом кремниевом чипе и сами по себе образовали сеть.

– Вот это да! – От восторга Джош крепко стиснул Люка в объятиях. – Они активны?

– Их свойства мне пока что неизвестны, хотелось бы предоставить культуре несколько суток на развитие. А потом мы их испытаем и все увидим.

– Ты кому-нибудь об этом говорил? – осведомился Джош.

– Конечно нет, иначе зачем бы мне было тебе названивать?

– Значит, завтра, на еженедельном собрании? – спросил друга Джош, косясь на одну из камер, снимавших зал.

Совещательные комнаты, рабочие помещения и лаборатории были связаны внутренней сетью, благодаря чему каждый имел возможность обогащать свои знания и знакомиться с отчетами об опытах всех исследователей. Но никакой связи между оборудованием Центра и внешним миром не существовало. Каждый вторник вечером специальный комитет отбирал достижения, которые считал наиболее интересными, чтобы передать их для ознакомления всем остальным: они были обязаны немедленно все изучить.

«Ныне всякий научно-технический прогресс имеет коллективный, междисциплинарный характер, – объяснял профессор Флинч, единственный «начальник», перед которым полагалось отчитываться. – Возможно, для вас самих ваши открытии не будут представлять никакого интереса, зато они могут привнести что-то существенное в работу кого-то из ваших коллег. В обмен на предоставленные вам средства и полную свободу воображения вы обязаны полностью забыть о вашем эго. «Лонгвью» – это команда, мы не изобретаем будущее, а исследуем его. Вам выпал исключительный шанс, за который вам надлежит расплачиваться величайшим смирением. Уклонившийся от соблюдения этого правила лишается места среди нас. Никогда этого не забывайте».

Джошу, завороженно взиравшему на красную лампочку камеры, казалось, будто эти слова опять звучат у него в ушах.

– Не надо паранойи, – сказал со вздохом Люк. – Не думаю, что фиксируются все наши действия, любой наш жест. К тому же мы ничего не скрываем, просто я хочу потратить больше времени на подтверждение, что мы действительно совершили научный подвиг. Лучше рискнуть, чем опозориться перед другими.