Читаем Опрокинутый горизонт полностью

Итак, на их любовной истории был заведомо поставлен крест. Хоуп испытала досаду, но одновременно ей льстило, что они остановили свой выбор на ней. Третьим ее чувством было раздражение.

– Не пойму, в чем проблема, ведь между нами ничего нет и не могло бы быть. И вообще, зачем он сует нос не в свое дело?

Джош шагнул к ней и обнял ее.

Хоуп никогда ни к кому не лезла с поцелуями, и первые ее поцелуи бывали по большей части неудачными, она встречала то вялые, то слишком резвые губы, но то, что получилось с Джошем, было… Она искала правильное слово, чтобы описать волну дрожи, пробежавшей по ее спине и разбившейся на бесчисленные брызги внизу затылка. Этот поцелуй был воплощением нежности. А именно нежность дарила ей величайшее счастье, поэтому это качество она ценила превыше всего, ибо оно обещало безупречное равновесие ума и чувств.

Джош смотрел на нее. Она мысленно умоляла его молчать, не портить словами опьянение первого поцелуя. Он прищурился – и стал совершенно неотразимым – и погладил ее по щеке.

– Ты по-настоящему красивая девушка, Хоуп. Ты так хороша, и ты единственная, кто не отдает себе в этом отчета.

Хоуп решила, что еще немного – и она проснется, и окажется, что за окном дождливое воскресное утром, а она лежит у себя в комнате в старой мятой пижаме со страшного похмелья, с головной болью, от которой жить не хочется.

– Ущипни меня! – попросила она.

– Что?

– Умоляю, ущипни, потому что если я сама себя ущипну, то сделаю себе больно.

Они обнялись и опять принялись целоваться, иногда прерываясь, чтобы посмотреть друг на друга в безмолвии неизведанных прежде чувств.

Джош взял Хоуп за руку и повел обратно в порт.

Они зашли в пиццерию. Зал показался им тоскливым, и они решили съесть пиццу, сидя на низеньком парапете у мола.

После этого импровизированного обеда они отправились гулять по улицам старого города. Джош обнимал Хоуп за талию. Вдруг над ними зажглась вывеска одного из маленьких отелей, предлагавших ночлег и завтрак. Хоуп подняла глаза и приложила палец к губам Джоша.

– Не вздумай тайком смотаться с утра пораньше, оставив меня в Салеме одну.

– Если бы не экзамены через несколько недель и не опасность, что Люк меня прибьет за то, что я не отдал ему машину, я бы охотно предложил тебе пробыть здесь до тех пор, пока я тебе не надоем.

Хоуп толкнула дверь заведения и выбрала самый дешевый номер. Поднимаясь по лестнице на последний этаж, они чувствовали, как у обоих все быстрее бьется сердце.

Комната в мансарде оказалась довольно милой. Стены были оклеены приятными обоями со спокойным пасторальным рисунком, окошко выходило на пристань. Хоуп открыла его и хотела высунуться, чтобы подышать ночными запахами, но Джош ей не дал – начал ее раздевать. Получалось у него это довольно неуклюже, чему она даже обрадовалась.

Она стянула кофточку, оголив грудь, и жестом велела Джошу снять рубашку. Их джинсы полетели на стул, и они повалились в кровать.

– Подожди… – простонала она, сжав в ладонях его лицо.

Но Джош ждать не стал, и их тела слились на смятой простыне.

* * *

День проник в комнату, словно вор. Хоуп натянула на голову одеяло и украдкой глянула на Джоша. Он спал, закинув на нее руку. Открыв глаза, он подумал, что женщина с ним рядом – из тех, чей приход незаметен, чьи мысли вечно пытаешься угадать, о ком гадаешь, достаточно ли ты для них хорош. Из тех, рядом с которыми у мужчин появляется надежда стать лучше.

– Уже поздно?.. – пролепетал он.

– Часов восемь. А пусть бы и полдень, не хочу брать телефон и смотреть время.

– Я тоже. Хотя мой телефон, наверное, забит посланиями от Люка.

– Будем считать, что время самое подходящее.

– Это должно было случиться, ведь я очень плохо на тебя влияю.

– Нечего важничать! Вдруг это я плохо на тебя влияю?

– У тебя лицо другое.

Хоуп повернулась и села на него верхом.

– В каком смысле другое?

– Не знаю… Оно светится.

– Ничего оно не светится, просто солнце его освещает и слепит глаза. Был бы ты более галантным, пошел бы и задернул штору.

– Не хочу, этот свет тебе идет.

– Да, правда, мне хорошо. Только не вздумай воображать, будто это из-за того, что ты замечательный любовник. Ночь секса дается тому, кто готов отдаться.

– Раз я не замечательный любовник, чего же ты так светишься?

– Когда кто-то обнимает тебя во сне и улыбается тебе, открывая глаза, это как искра любви, от нее становишься счастливым. Без паники, я просто так это сказала, к слову пришлось.

– Меня твои слова не пугают. А теперь посмотрим, хватит ли тебе смелости ответить на вопрос: думаешь, ты могла бы когда-нибудь полюбить человека со всеми моими недостатками?

Хоуп посмотрела в зеркало над кроватью: в нем отражался стул с комком их джинсов.

– Как не полюбить спасителя омара?

– Получается, я не замечательный любовник?

– Может, и замечательный, но сейчас я тебе этого не скажу, не хочется видеть, как ты надуваешься от гордости, ты слишком избалован девицами с центром тяжести в области задницы.

Джош мрачно посмотрел на нее и зарылся лицом в подушку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное / Биографии и Мемуары