Читаем Опыт о человеке полностью

добродетели. IV. Добродетель и порок, сочетающиеся в нашем смешанном

естестве; их пределы близки, но различие между ними очевидно: в чем служение

разума. V. Как ненавистен порок сам по себе и как мы грешим против себя,

ввергаясь в него. VI. О том, что цели Провидения и общее благо находят

соответствие в наших страстях и несовершенствах. Как они целесообразны в

своем распределении между всеми человеческими сословиями. Как они полезны

обществу. А также индивидуумам. В любом состоянии и любом возрасте.

ЭПИСТОЛА II

Вотще за Богом смертные следят.

На самого себя направь ты взгляд;

Ты посредине, такова судьба;

Твой разум темен, мощь твоя груба.

Для скептицизма слишком умудрен,

Для стоицизма ты не одарен;

Ты между крайностей, вот в чем подвох;

И ты, быть может, зверь, быть может, Бог;

Быть может, предпочтешь ты телу дух,

Но смертен ты, а значит, слеп и глух,

Коснеть в невежестве тебе дано,

Хоть думай, хоть не думай — все равно;

Ты, смертный хаос мыслей и страстей,

Слепая жертва собственных затей,

В паденье предвкушаешь торжество,

Ты властелин всего и раб всего.

О правде судишь ты, хоть сам не прав,

Всемирною загадкою представ.

Взвесь воздух, в гордых замыслах паря,

Измерив землю, измеряй моря,

Установи орбиты для планет,

Исправь ты время и небесный свет;

С Платоном вознесись ты в Эмпирей,

В первичное сияние идей;

И, в лабиринте грез теряя нить,

Себя ты можешь Богом возомнить;

Так, видя в солнце мнимый образец,

До головокруженья пляшет жрец,

Дай Разуму Всемирному урок

И убедись, что ты умом убог.

Когда наука здешняя права,

Ей высшие дивятся существа,

Но Ньютон — лишь диковинка для них,

Как обезьяна для племен людских.

Тот, кто исчислил для кометы путь,

Способен ли в свой разум заглянуть?

Исчисливший небесные огни

Исчислит ли свои земные дни?

Как странно! Высшее начало в нас

До мудрости возносится подчас,

Однако разрушают страсти вмиг

Все то, что разум-труженик воздвиг.

Исследуй мир гордыне вопреки,

Смирение возьми в проводники;

Навек отвергни суетный наряд,

В котором знанья праздные царят,

Чей суетный, наносный, ложный лоск

Лишь искушает беспокойный мозг;

Умей отсечь уродливый росток,

Которым совращает нас порок.

Как мало по сравнению со злом

Полезного в грядущем и в былом!

II. Над нами себялюбие царит,

Покуда разум нас не усмирит,

Но в себялюбии не только вред,

И в разуме порою проку нет;

Ты против них обоих не греши,

Они в своем боренье хороши.

Душой корыстный движет интерес,

Лишь разум для него — противовес;

Без одного навек бы ты почил,

Себя бы без другого расточил;

Недвижным ли растеньем пребывать,

Питаться, размножаться и сгнивать

Или, как метеор, лететь, губя

Других, пока не сгубишь сам себя.

Активен принцип движущий всегда,

Он побудитель действенный труда;

А рассужденье сдерживает нас,

Покуда не подскажет: в добрый час!

Взыскует себялюбье близких благ,

А разум вдаль влечет за шагом шаг.

Для себялюбья данный миг верней,

Для разума грядущее ценней;

Соблазнами ты часто с толку сбит,

Прельщает себялюбье, разум бдит.

Надежный разум непоколебим,

Хоть себялюбье верх берет над ним;

Оно сильней, тем паче разум строг,

Чтобы его обуздывать он мог.

Но себялюбье с разумом схоласт

В хитросплетеньях сталкивать горазд;

Остер и проницателен притом,

Он ссорит чувство с мыслью и умом.

Остроты в споре — просто шутовство:

Смысл тот же, или вовсе нет его.

Как себялюбье, разум ищет клад,

Бежит страданий в поисках услад,

Но праздник себялюбия жесток,

А разум пьет нектар, храня цветок,

Влеченье нужно правильно понять,

И не придется на себя пенять.

III. Все страсти себялюбьем рождены

И якобы добром возбуждены,

Но если с виду зло — добро точь-в-точь,

Способен только разум нам помочь.

Пускай не бескорыстна, но чиста

Страсть, если в ней заметна правота,

Таким страстям не грех торжествовать,

Их можно добродетелями звать.

Хоть стоик добродетелью зовет

Апатию, холодную как лед,

Наш разум спорит с мудростью такой,

Предпочитая труд, а не покой.

Ущерб нам буря может причинить,

Но целое при этом сохранить.

Наш кормчий — разум, чья бесспорна власть;

Для парусов, однако, ветер — страсть.

Не только тишь являет Бога нам,

Бог шествует и в бурю по волнам.

Страсть со страстями прочими в борьбе,

Но все стихии мирятся в тебе;

И, страсти своенравно истребя,

Разрушил бы ты самого себя.

И Бога, и Природу почитай

И со страстями разум сочетай;

Любовь со счастьем связана в сердцах,

Сопутствует страданью скорбь и страх;

Из них составив правильную смесь,

Искусно разум свой уравновесь.

Свет с тенью сочетая, день за днем,

Мы нашей жизни силу придаем.

Взыскует человек услад земных,

Утраты учат нас мечтать о них;

Душа и тело ищут наугад

Сегодняшних и завтрашних услад.

У каждого творения свой дар,

Чаруют все посредством разных чар;

Различны страсти в беге наших дней,

Их пламень то слабее, то сильней;

Главнейшая среди страстей-стихий

Их всех пожрет, как Ааронов змий.

Как человек, родившийся на свет,

Приемлет смерть уже в истоке лет,

И с беззаботным юношей сам-друг

Растет и крепнет пагубный недуг,

Так, воцаряясь в глубине души,

Страсть правящая действует в тиши,

Все силы жизни служат ей тогда,

И целому грозит ее вражда.

Все то, что в сердце или в голове

Питает разум, кроясь в естестве,

Воображение вооружив,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стихотворения. Пьесы
Стихотворения. Пьесы

Поэзия Райниса стала символом возвышенного, овеянного дыханием жизни, исполненного героизма и человечности искусства.Поэзия Райниса отразила те великие идеи и идеалы, за которые боролись все народы мира в различные исторические эпохи. Борьба угнетенного против угнетателя, самопожертвование во имя победы гуманизма над бесчеловечностью, животворная сила любви, извечная борьба Огня и Ночи — центральные темы поэзии великого латышского поэта.В настоящее издание включены только те стихотворные сборники, которые были составлены самим поэтом, ибо Райнис рассматривал их как органическое целое и над композицией сборников работал не меньше, чем над созданием произведений. Составитель этого издания руководствовался стремлением сохранить композиционное своеобразие авторских сборников. Наиболее сложная из них — книга «Конец и начало» (1912) дается в полном объеме.В издание включены две пьесы Райниса «Огонь и ночь» (1918) и «Вей, ветерок!» (1913). Они считаются наиболее яркими творческими достижениями Райниса как в идейном, так и в художественном смысле.Вступительная статья, составление и примечания Саулцерите Виесе.Перевод с латышского Л. Осиповой, Г. Горского, Ал. Ревича, В. Брюсова, C. Липкина, В. Бугаевского, Ю. Абызова, В. Шефнера, Вс. Рождественского, Е. Великановой, В. Елизаровой, Д. Виноградова, Т. Спендиаровой, Л. Хаустова, А. Глобы, А. Островского, Б. Томашевского, Е. Полонской, Н. Павлович, Вл. Невского, Ю. Нейман, М. Замаховской, С. Шервинского, Д. Самойлова, Н. Асанова, А. Ахматовой, Ю. Петрова, Н. Манухиной, М. Голодного, Г. Шенгели, В. Тушновой, В. Корчагина, М. Зенкевича, К. Арсеневой, В. Алатырцева, Л. Хвостенко, А. Штейнберга, А. Тарковского, В. Инбер, Н. Асеева.

Ян Райнис

Драматургия / Поэзия / Стихи и поэзия