В тот же день, 18 октября, текст заявления был зачитан по телефону Ленину. Вождь, по его собственному признанию, был потрясен и «отказался верить этому». Однако, поборов растерянность, он немедленно написал «Письмо к членам партии большевиков», в котором подверг Каменева и Зиновьева беспрецедентной по своей резкости критике, на этот раз называя их по именам и подчеркивая разрыв всяких личных и политических отношений с ними.
Ленин квалифицировал выступление Каменева в «Новой жизни» как предательство и штрейкбрехерство. Причем только незначительная часть его письма была посвящена критике аргументов противников восстания (изложенных, кстати сказать, весьма тенденциозно). Основное внимание уделялось шельмованию самого факта публикации заявления оппозиционеров во внепартийной прессе и предложениям по борьбе с фрондерами.
Больше всего Ленина возмущает то, что «неопубликованные постановления центра, после их принятия, оспариваются в непартийной печати и в ряды борцов вносятся колебания и смута». В итоге он провозглашает разрыв всех отношений «с этими бывшими товарищами» и заявляет, что он «товарищами их больше не считает и всеми силами и перед ЦК, и перед съездом будет бороться за исключение обоих из партии». Противники восстания в партии должны быть уничтожены.
В тот же день, когда было опубликовано заявление Каменева в «Новой жизни», Троцкий, выступая в столичном Совете, заявил на прямой вопрос о планах большевистской партии, что «никаких вооруженных выступлений нами не было назначено. Но если бы Совет по ходу вещей был вынужден назначить выступление, рабочие и солдаты выступили бы как один человек по его зову». Под этими словами «обеими руками» подписался и Каменев. Действительно, выступление Троцкого, отрицавшего наличие у большевиков планов вооруженного восстания, во многом повторяло заявление самого Каменева. Однако, если последний подвергся небывалой по резкости критике со стороны Ленина, то за Троцкого Владимир Ильич счел нужным вступиться в своем очередном письме: «Увертка Каменева на заседании Петроградского Совета есть нечто прямо низкое; он, видите ли, вполне согласен с Троцким. Но неужели трудно понять, что Троцкий не мог, не имел права, не должен перед врагами говорить больше, чем он сказал?».
Однако, заявление Троцкого было не просто военной хитростью, конспирацией действительных планов заговорщиков. Он открыто излагал тактику ВРК и Петросовета (проводимую большевистским большинством). Об этом сам Троцкий писал позднее, обильно цитируя свою речь 18 октября: «У нас с правительством имеется конфликт, который может получить крайне острый характер… Мы не позволяем… обнажить Петроград от его революционного гарнизона». Этот конфликт подчинен, в свою очередь, другому надвигающемуся конфликту. «Буржуазии известно, что Петроградский Совет предложит съезду советов взять власть в свои руки. И вот, в предвиденье неизбежного боя буржуазные классы пытаются обезоружить Петроград». Политическая завязка переворота впервые дана была в этой речи с полной определенностью: мы собираемся взять власть, нам нужен гарнизон, мы его не отдадим. «При первой попытке контрреволюции сорвать съезд мы ответим контрнаступлением, которое будет беспощадным и которое мы доведем до конца»». Но Троцкий действительно не собирается нападать первым. Понимал ли Ленин этот нюанс?
Вероятно, понимал. В ночь с 18 на 19 октября состоялось совещание Ленина, Троцкого, Свердлова и Сталина на котором обсуждалась тактика партии. В частности было, видимо, принято решение не призывать сторонников партии к вооруженному выступлению. На это решение ссылался через два дня Сталин: «Сокольников написал для завтрашнего номера «Правды» передовицу, заканчивающееся призывом к Советам и членам партии поднять восстание… Я после переговоров с Марией Ильиничной статью оставил без изменений, выбросив конец (с призывом), сославшись на решение позавчерашнего ночного совещания, противоречащее такому призыву». Итак, в узком кругу Ленин пошел на уступку Троцкому и другим сторонникам тактики «активной обороны».
Но в отличие от Каменева Троцкий в целом был за быстрый переход власти к большевикам, а не к «революционному фронту». Троцкий формально поддерживал тактику восстания, а Каменев активно боролся с нею. И всю ответственность за задержку восстания (в том числе и за колебания остальных большевиков) Ленин возлагал на него.
Получалось, что одно и то же заявление может рассматриваться как вполне своевременное или как недопустимое в зависимости от того, какова позиция его автора во внутрипартийной борьбе.
19 октября в официальном письме в Центральный комитет, Ленин требует исключить Зиновьева и Каменева из партии за «полный состав штрейкбрехерства», выразившийся в публикации во внепартийной печати заявления против партийного решения о восстании.