Опытный кролик

Немецкая дисциплина прививалась совсем другим способом, руководство вермахта делало ставку на дух товарищества и групповую сплоченность, считая их чуть ли не главной стратегической доктриной. В окопах все равны, хочешь жить, крепче держись за камрада рядом.

Батальон расквартировали в польской деревне, расположенной в одном переходе от границы. После времени, потраченного на обустройство, взводы и роты вернулись к обычным занятиям. Даже после победоносных кампаний в Польше и Франции интенсивная боевая учеба не прекращалась ни на минуту.

Разведбатальон [296] немецкого капитана играл роль «глаз» пехотной дивизии, оберегая основные силы от «сюрпризов» противника. Предстоящая война вновь обещала стать мобильной, и солдатам Эриха Кона, как всегда, предстоит находиться на острие удара, вместе с саперами и противотанкистами вступить в бой с русскими и обеспечить наведение мостов через Буг [297]

.

Настоящую причину пребывания войск на границе пока сообщали строго индивидуально. Эриху предварительно пришлось несколько раз расписаться, хотя конверты с запечатанными инструкциями лежали в сейфах с шестого июня сорок первого года. Военную тайну соблюдали строго, но фюрер, страшась, что кто-то проболтается, выдал новый закон о секретности. Нельзя высказывать даже соображений, это преступление [298].

О скорой войне в ротах и батальонах не знали, но готовились ко всему, что может случиться. Солдаты занимались с пяти утра до восьми вечера, и крыли командиров всякий раз, когда приходилось рыть окопы под палящим солнцем, тащить на позиции минометы и противотанковые пушки.

Гауптман знакомо наблюдал, как спешенные разведчики, вместе с саперами, атакуют бункер «условного» врага. Погода — ужасная жара, кителя промокли от пота, но лейтенант Вольтерсдорф [299], с секундомером в руке требовал открыть огонь из орудия не через положенные по норме двадцать секунд, а через десять. Артиллеристы проявляли чудеса слаженности, но укладывались лишь в двенадцать.

— Давайте! Шевелитесь! И не говорите, что устали!

Многие шатались, как пьяные, но пощады не было.

— Не стонать! Больше пота — меньше крови.

Отчаянье читалось на красных лицах солдат. Утром закончилось ночное учение, но оказалось, что это еще не все! Сорок пять минут умыть лицо и позавтракать и… ужас! Они запыленные и грязные, вновь стоят в строю: через два часа дневной прогон ночных учений. Они хотят лишь одного — спать. Но, нет! Надо почистить и проверить оружие, боеготовность превыше всего!

Увидев, гауптмана, Вольтерсдорф козырнул. Эрих ценил лейтенанта, как образец офицера, выделявшегося среди солдат не только формой и должностью, а способностью служить примером для подчиненных. Как и положено, в немецкой армии командир должен быть первым и лучшим солдатом.

Кон заложил руки за спину, и счел нужным обратиться к подчиненным. В строю, помимо ветеранов, есть несколько новобранцев, прошедших не менее страшную подготовку в учебном центре. Восемь недель, когда еда и сон призывников ничего не значили для суровых инструкторов, использовавших при обучении боевые патроны.

Каждую неделю кого-то убивали, но гибель или ранение неудачников служили предостережением. Заранее просчитанный один процент потерь давал поразительный результат впоследствии.

Могло быть и чаще, но юноши для начала проходили подготовку в отрядах гитлерюгенда, потом, отбывали обязательную годовую трудовую повинность в лагерях Имперской службы труда. Там прививали основы армейской дисциплины, сразу обучая повиноваться. Колонны молодежи, одетых в единую форму и марширующих с лопатами на плече — обязательные участники парадов, где протянув к ним руку, на трибуне, стоял великий вождь их нации — Адольф Гитлер.

Там с детства внушались истины: служить немецкому народу, жить одной жизнью с товарищами, быть сильным, решительным и готовым на все во имя Великой Германии.

А жалкие настроения либерализма пресекались коллективом. Они все едины, теперь неважно происхождение, богат ты или беден. Новое общество не терпит снобизма, классовой ненависти, зависти и лени. Вместо старого «я» надо говорить новое «мы», и если кто-то станет выпендриваться… то будет избит коллективом табуреткой в умывальнике!

— Я поражаюсь умению вашего командира, спокойно пропускать мимо ушей в запале сказанные слова. Вы должны понять — никто ни над кем не издевается! Рассматривайте это, как личную страховку возвращения на родину на собственных ногах! Выдержите здесь, останетесь живым на фронте! Лейтенант! — Вольтерсдорф вытянулся — Продолжайте!

— Ну-ка, напрягите, пожалуйста, ягодицы, да так крепко, чтобы могли ими вытащить гвоздь из доски стола! — надоевшая армейская шутка, почему-то вызвала у утомленных людей нервный смех.

Несмотря на инстинктивное возмущение жесткой и интенсивной муштрой, пехотинцы понимали, что все эти бесконечные «Ложись! В атаку! Шагом марш!» совпадают с их главным желанием солдата на войне — выжить на поле боя.