Оранж

Они с ним, хотя и чужды, инородцы,

почти побратимы, ровесники сна.

Она, будто свет при сиденьи в колодце,

а я, словно рыбка, что смотрит со дна.

Взираю на яркость кружка, как монету,

которая светит, горит и блестит,

в тиши созерцая скончание лета

в присутствии кошки, как серый гранит.

На пару во тьме, что наполнена кругом

и звёздами снизу, как капельки брызг,

глядим из пещеры на мрак-мифотворца,

из стёкол жилья на просторную высь…

Наталии Воронцовой и кошке Маньке

Памятующий

В свежем подпитии, славном хмелю

в месте привычном, среде обитанья

мысли и чувства слегка тереблю

и памятую о прошлых свиданьях.

Помнишься ты, новогодняя ночь,

лучшее виски и бег кинокадров,

кошка лохматая, будто бы хвощ,

споры о Боге, морали и падре.

В думах гирлянды и ёлка в тиши,

брызги шампанского, вылеты пробок,

темы о прошлом, про власть и гроши,

голые плоти, фужеры и тропы.

В памяти пенная ванна и страсть,

сотни стихов и историй в деталях,

чайно-кофейно-конфетная сласть

и представленья о будущих далях…

Наталии Воронцовой

Секреты, унесённые в могилу

Умру, не сказав всем любимым о важном

не дописав неготовых стихов,

не нарядившись в костюм эпатажный,

не объяснив всех поступков и снов,

не отомстив злополучным вражинам,

спор не закрыв или сдачи не дав,

и не забрав пуд долгов у скотины,

не вбив разумности в баночки глав,

не завершив книги, начатой плавно,

не дав наглеющим метких острот,

не став богатым, известным и славным,

не указав, что я крал в дни суббот,

не взяв от жизни и счастья не встретив,

и не возвысив рабочую честь

не научившись играть на кларнете

и не признавшись про давний инцест…

Очищение Земли

Как усмирялся ковчег-звероферма?

Хищничий голод сильнее ж плетей.

Вой и жужжание, выплески спермы -

адские сцены средь мрака и дней.

Смрад, бесконечность потоков навоза.

Топоты, крылья и шум обезьян.

Шерсть от животного, общего чёса.

Ад коммунальный средь мёртвых землян!

Не уследить за съеденьями слабых.

Орды жующих и воющих ртов.

Как выживали киты или крабы?

Что ели хищники, твари лугов?

Лодка внутри, как вертеп и инферно.

А за бортом трупы, тонны воды.

Общий пейзаж – чумовой, атмосферный.

Живность в накале, разгаре беды.

Игры, удары копыт и погони,

гвалт, стрекотанье, концертный разлад,

дичь под ещё неизвестной иконой.

Оргия, жор никого не щадят!

Пары микробов, гиен, землероев

делали вид, что природа права.

Люди-смотрители – просто герои,

что не сошли от такого с ума!

Жуть разношёрстного, дикого сброда.

Совокупления всяческих жил.

Месть от убийцы, Творца-сумасброда.

Ужас, что Ной за потоп пережил!

Низменность высокотехнологичного века

Обабились жёны в ролях свиноматок.

Мужья поспились, ожирели в тоске.

Детишки тупы от макушки до пяток.

У девок колечки на каждом соске.

А в выборных урнах похожие бланки.

В квадратиках галочки – стайная тьма.

Понижены властью моральные планки.

На месте ДК вавилоны-дома.

Автобусы, как скотовозы на бойни.

Машины, квартиры, киоски – гробы.

Новейшее время дурно, непристойно.

"Батона и зрелищ!" – мечта голытьбы.

Шалавы, лентяйщицы, хамы и злыдни

в ограде границы, как будто стада.

Ах, как же мне всё это, сука, обрыдло!

В каком-то Тартаре проходят года!

Заградительные отряды

Стрельба размыкает сомкнутость рядов,

легко сокращает число патриотов,

скривляет, срезает открытости ртов

и сквозь камуфляжи впивается в плоти.

Зенитный огонь авиацию бьёт,

сбивает пилотов, как ангелов с неба,

у Господа Бога адептов крадёт

порою прицельно, порою нелепо.

Горящие факелы падают вниз.

Стрекочут все дула больших пулемётов.

Горит поднебесье и плавится высь,

и гибнут по парам, по целым расчётам.

Кровавые лица темны, горячи,

как будто бы жуткою лепрой болеют.

В окопах и дзотах враги-палачи,

что щедро палят и свинца не жалеют.

Чугун покорёжен и танки горят.

Враги упиваются лёгкой победой

и тем, что, как бесы, наделали ад,

окрасив в багряность и уголь часть лета.

Напор остановлен, редеют ряды.

Приказ же "Ни шагу назад!" не исполнен.

Повсюду разлад, вездесущность беды.

Грядёт ликование солнц среди молний.

Атака давно захлебнулась, горит.

Бегут, отступают, ползут уже в ранах.

Но путь преграждает чекистская прыть.

И всех дезертиров карает охрана…

Спасение через московское кумовство

Бог удружил, подарив эту тяжесть -

опухоль-жемчуг меж лобных долей.

Дал в испытание грозную пакость

иль в наказанье за праведность дней,

за нарожденье сыночка и дочки,

за благоверность семейных годов,

за доброту и судьбу одиночки,

за пролетарскую сущность трудов?

Местным врачам было всё безразлично:

боли, страдания, сходы с ума.

Рост метастаз, как и войска опричных,

разум клонили во злость и туман.

Череп терзала зловещая капля.

Но, как узнал зять, богач, старожил,

сразу столичный и купленный скальпель

быстро помог и надежду внушил…

Валентине Ивановне Ярцевой, г. Дмитриев

Пацифизм, или болезнь большого народа

Вражда набухает прыщом иль вулканом,

кишит воспаленье, фурункул цветёт,

растёт чумовым и больным великаном

и ждёт пик мгновения, малый отсчёт.

А гниль пропаганды нарывы питает,

лишая лечения, хода к врачам,