Оранж

уйти безвозвратно в земельный капкан.

Недуги, телесные немощи мучат.

Ах, как бы избавиться и умереть!

Мечтаю оставить мясистую кручу,

за миг испытав навсегдашнюю смерть!

Обидчивая душа

Душа – гнездо, где осы или кобры,

живой костёр, что тлеет, не искрит,

вполне спокойные, чуть дышащие сопла,

песочный лев, что дремлет иль сидит,

живой вулкан, что спит иль будто умер,

притихший бык, альфонс средь дам и дев,

бегун на старте, что имеет нумер,

тишайший скунс, что бродит меж дерев,

лимон гранаты, что с чекою в ухе,

огромный ствол, что маскировкой скрыт,

молчащий дед без действия и слуха,

блестящий клад, какой давно зарыт,

засадный пост, пирог готовой мины,

живой курок, чья цель – чужая жизнь,

шмат динамита в жёлтом пузе дыни…

Но коли тронул, то уж берегись!

Животные клички

Мы кличем друг друга то "зайцем любовно,

то "милым котёнком", то "дивным котом".

Потом размножаемся с "зайкой" любою

иль гадим в постель, на ковёр, за углом.

Другие ласкаются "тигром" иль "львицей".

Но твари в охоте, когда люд во сне,

добыча любая кроваво кроится,

ведь хищные звери безжалостны все.

Порой именуются "бабочкой", "пташкой".

Но прежние формы – цыплёнок, червяк.

Иные зовутся "волшебной ромашкой".

Число лепестков – это столько был брак.

Ответственность клички ложится на плечи.

Порой на фас морды походит наш лик.

Животные сути сильней человечьих,

в которых превыше не ум, а инстинкт.

Чёрно-белое пламя

Бумажное пламя шуршит всесловесно

искринками букв и различных значков

так чётко, заметно, пожарно и честно,

вводя в окруженье тепло и любовь.

Оно согревает всех ищущих жара,

замёрзших, бродячих и спящих в ночах,

почти потерявшихся в ветках тумана,

промокших, озябших и слабых в речах.

Я мрак декорирую, свет дополняю,

искрясь в чёрном порохе каменной тьмы,

луной-костровищем всесильно сияя,

аж звёздочки-рифмы чуть зрячим видны!

Из недр эпицентра (из сердца живого)

во всю непроглядь выпускаю слова,

лучусь, источаю бесплатно и много,

аж отсвет заметен у края села!

Он жжётся, кишит, словно алая лава,

горит в полумраке невидимых мест

во имя желанно-спасительной славы,

как прежде Христос, восходящий на крест.

Я брызжусь, дарюсь золотыми стихами,

приняв ремесло как завещанный рок,

желая, чтоб пылкость вовек не стихала

и грела гостей и читателей строк.

Себя распускаю бутоном огнимым,

что бело-графитно прельщает людей,

и чувствую смысл сиять негасимо

для тех, кто нуждается в свете лучей!

Шокирующая новость

Ужасная весть штормовым ураганом

внесла неожиданный, резкий мотив,

и сердце-корабль, нарушив все планы,

отчалило в море, в бесцельный отплыв.

Как гром среди ясного неба и штиля,

порыв, обнаружив малейшую брешь,

мгновенно рванул нездоровую жилу,

лишая последней антенночки плешь.

Держатель связующий вдруг оборвался,

изведав бушующий, пламенный криз,

от страха и новости быстро сломался,

и судно пошло по течению вниз.

Подлейший рывок уничтожил биенье,

как пламень лишился питающих щеп;

как стебель отпавший угробил цветенье,

весне причинив неизменный ущерб.

Оборванный трос напророчил несчастье,

сорвав плоть каната, разняв чудо-сеть.

И это большое, больное несчастье

за миг подарило внезапную смерть.

Три ангела-хранителя

Танкисты, как консервы в банке,

где люк заклинило кругом,

всё ж продолжают ход атаки,

несясь вперёд, как жаркий ком.

От буераков, бомб и горок

ещё заело донный ход.

В броне-ловушке, как меж шторок,

три камикадзе прут вперёд.

Душа у ангела – луч солнца.

Но не поддеть сим рычагом

прилипшей крыши, как суконце,