«Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

Троцкий, пытаясь поставить свою публицистику на твердый теоретический фундамент, квалифицировал советскую систему, сложившуюся в 1920―1930-х годах, как «бюрократический абсолютизм». Однако в этом определении сохранился весьма характерный для идеологии Троцкого элемент случайности по отношению к системе, в становлении которой вначале он играл гораздо большую роль, нежели Сталин. В некотором смысле Троцкий действительно мог считаться законным наследником Ленина, поскольку после смерти вождя именно на его долю выпало олицетворение ужаса и ненависти по поводу дела рук своих, этой несокрушимой бюрократической громады.

Сталин и Троцкий — это фактически две половинки Ленина. Один остался в роли архитектора системы, другой — был отброшен ходом вещей как ненужная рефлексия в период мобилизации всех сил. После дискуссии 1920-го года Троцкий никогда откровенно не признавал и не мог признать в силу объективных причин и субъективных качеств, что бюрократический аппарат, с которым он вел непримиримую войну, не есть нечто случайное, а закономерный итог всей, и его в том числе, революционной деятельности. По этой же причине все «мемории» Троцкого построены на пережевывании одних и тех же фабул и сюжетов в поиске и обосновании пресловутых «случайностей», которые заставили революцию отклониться от «правильного» пути.

Десятилетний опыт большевистской диктатуры неопровержимо показал, что ахиллесова пята всех теорий захвата власти революционно-социалистическим меньшинством совсем не в трудностях исходного момента захвата и даже не в проблеме удержания власти этим меньшинством в течение долгого времени, а в невозможности сохранить меньшинству, пришедшему к власти, свой первоначальный характер. Меняются обстоятельства, изменяется и субъект власти, и это позитивно. Трудно вообразить, что могло произойти, если бы революционные террористы 1918 года оставались у власти все 70 лет советского коммунизма.

Повторять вслед за Троцким о «бюрократическом абсолютизме», это значит суживать постановку проблемы и не замечать той огромной исторической и социальной базы, на которую опирался этот абсолютизм. Массы, наряду с аппаратом, образовывали живое противоречие этой системы, были ее равноправными творцами, опорой и источником сил, а все вместе — представляли единое государство. То, что бюрократия не была вполне свободна в своем «абсолютизме», показывает ее незавидная участь в 1937 году. Бюрократию, как и массы, также истощала эта всеобщая мобилизационная система, и она с заметным вздохом облегчения в 53-м году проводила в последний путь вознесенного кумира, в свою очередь полностью выработавшего свой человеческий ресурс.

Это исторически не случайное и имевшее глубокие национальные корни явление заслуживает того, чтобы быть названным системой «государственного абсолютизма». Ибо она, как никакая другая, очищенная от напластовавшейся сословной пестроты, вековых пережитков и высокой культуры, примитивная и неумолимая, воплощая свою принципиальную суть, механически и безжалостно шла к своей цели.

Бухгалтерия партийного строительства

После укрепления организационного ядра партии в первой половине 1920-х годов, вторую половину десятилетия аппарат посвятил хлопотам по повышению качества низовых партийных структур. Совершенствовался сбор информации, налаживался строгий учет коммунистов. Теперь в аппарат Цека уже не поступали с мест всякие самодеятельные сочинения, зачастую исполненные на бланках старых квитанций, где царское почтовое ведомство или же какое-нибудь сметенное революционной бурей пароходное общество оставили на обороте в распоряжении секретарей парткомов достаточно места для демонстрации особенностей дореволюционного начального и церковноприходского образования. Поступала стандартная документация, чьи колонки и параграфы максимально поощряли, но вместе с тем и вводили в строгие рамки пестрый творческий потенциал местных секретарей. Каждый член и кандидат уже довольно многочисленной партии был «натурализован» в ее рядах на определенном уровне соответствующей карточкой, хранившейся в зависимости от «масштаба» коммуниста в шкафах укома, губкома или же в сейфе на Старой площади — в Цека.

В условиях поставленного на конвейер кадрового подбора для ускоренного конструирования госаппарата, неожиданно большой вес стали приобретать чисто технические отрасли партийной работы. Так, в этом деле неожиданно видную роль приобрел скромный Статистический отдел ЦК. Налаживая учет кадров, отдел был вынужден разрабатывать некие критерии и приоритеты, а те, в свою очередь, уже влияли на определение принципов партстроительства и далее — на их реализацию. Статистика отчасти стала диктовать каноны и определять, какие элементы старорежимного общества имеют больше прав на место в «ковчеге» грядущего строя. Некоторые пояснения по этому поводу можно отыскать в архивах Статистического отдела ЦК, который очень активно функционировал в 1920-е годы, в период внутрипартийной борьбы, времена чисток, массовых призывов и других кампаний.