Орден последней надежды. Тетралогия (СИ)

Дело было закончено, старый рыцарь и его жена находились в безопасности. Мстить им было некому, и даже к суду не привлечь, ведь я только что поклялся, что убийство барона – мое личное дело. Я ехал, испытывая странное чувство облегчения. Я словно до конца выплатил некий долг, и теперь моей душе стало легче.

– И не стыдно убивать безоружного? – полюбопытствовал внутренний голос.

– А зачем ждать пока враг вооружится? – парировал я. – Если все равно его надо убить, к чему позволять ему облачаться в латы и брать меч?

– Это по‑рыцарски.

– Да нет, это по‑турнирному, – возразил я. – А тут жизнь, а не олимпийские игры.

– Жизнь! Убрался бы подобру‑поздорову, как предлагали, они бы сами все решили. По‑своему, по‑английски. Что тебе с них?

– А ведь меня неправильно учили, – прошептал я той части своей души, что так часто язвительно комментирует происходящее. – На самом деле убить одного, чтобы спасти двоих – это правильно. Я так чувствую. Может быть не могу подобрать подходящих слов, чтобы объяснить, но так оно и есть. И больше скажу, убить многих, чтобы спасти того, кто тебе дорог – тоже правильно!

– Уверен?

– Да, – сказал я как отрезал, и внутренний голос наконец заткнулся.

Загонщик дремал, опершись на копье. Если бы не резкий запах застарелого пота, насквозь пропитавший его одежду, я мог бы наткнуться прямо на него. Теперь же, предупрежденный обонянием я проскользнул буквально в паре шагов от спящего. Протяни я руку, мог бы коснуться его лица, но к чему? Пусть дремлет, я же пойду своей дорогой.

Я уже говорил, что не умею и не люблю ходить по ночному лесу, но жизнь заставила меня изменить привычки. Хорошо еще, что основная масса загонщиков с собаками остались где‑то позади, и опасаться следовало только таких вот затаившихся охотников.

Небо на востоке налилось светом, вот‑вот должно было взойти солнце. И тут лес наконец кончился, и передо мной расступилась зеленая равнина. Прорвался, понял я. И пусть из‑за облавы я потерял пару недель, и сделал изрядный крюк к востоку, но я был жив, а это главное.

История с убийством барона Вибниха имела продолжение в виде организованной на меня облавы. Охотились за убийцей всерьез, связываясь с выставленными заставами при помощи голубиной почты. Подаренного жеребца пришлось бросить, ведь загнали меня в такие дебри, куда Макар телят не гонял, и пройти там можно было только на своих двоих. Спасло меня только то, что рядовые загонщики относились ко мне с сочувствием.

Ничем иным не могу объяснить тот случай, когда один из них прошел буквально в паре шагов от моего убежища под поваленным деревом, крепко удерживая за ошейник рвущуюся ко мне собаку, и старательно отворачивая лицо в другую сторону.

Неделю спустя, проснувшись, я обнаружил рядом с собой мешок, битком набитый хлебом, сыром и копченой колбасой. Тут же лежала объемистая фляга с пивом. Как ни искал, никаких следов я не обнаружил. Впрочем, следопыт из меня аховый. Но как бы то ни было, я все же смог вырваться.

Через пару часов прогулки по обнаружившейся на равнине дороге меня нагнал какой‑то крестьянин, и я подсел в его телегу. Местность вокруг постепенно повышалась, впереди появились поросшие лесом холмы. Еще через час мы с ними поравнялись, и я обратил внимание на живописные развалины. Судя по всему, вершину холма некогда венчал рыцарский замок.

Тут я краем глаза заметил яркий блеск в руинах, и всю мою расслабленность как рукой сняло. Именно так сверкает на солнце обнаженное оружие, и по всему выходит, что наверху затаился некий человек, а то и целая группа лихих молодцов. Я прикинул расстояние от холма до дороги, на глаз вышло ярдов триста. Многовато для прицельного выстрела из лука, и уж тем более тот, кто сидит в руинах не сможет незаметно ко мне подобраться.

И тут я расхохотался, да так, что подвозивший меня крестьянин от неожиданности едва не свалился с телеги. Полно, да кого может заинтересовать ободранная повозка, или запряженная в нее полудохлая кляча? Просто из‑за постоянного напряжения последних недель у меня развилась небольшая мания преследования, вот и все.

Величественные развалины скрылись за поворотом дороги, и я увидел то, о чем мечтает любой путник – деревню. Крупное такое поселение на пару сотен дворов, с церквушкой и трактиром. Со слов подвезшего меня виллана называлось оно Тремгдоном. У двухэтажного здания с претенциозной, в английском стиле, вывеской, и крышей, выстланной красной черепицей, телега остановилась. Я кинул крестьянину мелкую монету, тот бережно спрятал ее куда‑то за пазуху, и мерин потопал дальше. Тяжелая дверь распахнулась, и я вошел в таверну.

– Добро пожаловать, добро пожаловать, – затараторил невысокий пузатый мужчина, окинув меня цепким взглядом, – вы не пожалеете, что выбрали мой трактир. В "Посохе Мерлина" – лучший эль отсюда и до самого Хамфордшира! Я – Джон Карпентер, владелец сего заведения.

– Сквайр Трелони, – представился я давнишним именем. – Я хотел бы остановиться на пару дней, комнаты у вас сдаются?

– Разумеется мой господин.

– Вот и славно. А пока что давайте обед.

– Осмелюсь ли я узнать, где ваш конь?