Один из стражников, сощурившись, смотрел на Смибдорта, но даже не шелохнулся. Второй, рьяный безмозглый патриот, многие годы мечтал врезать кому-нибудь из мастеров, проверить, чувствуют ли они боль. Слыша гневные выкрики правителей, он был уверен, что сегодня ему сойдет это с рук. Бросив взгляд снизу вверх он ударил. Смибдорт подставил ладонь, едва касаясь поверхности черной дубинки с сердечником из металла, и отвел руку практически с той же скоростью на полметра, понемногу амортизируя удар. Затем он крепко сжал пальцы и дернул. Охранник не удержался на ногах и плашмя полетел к мастеру. Смибдорт не стал калечить глупца и просто добавил боковой удар коленом в скулу, когда тот почти упал на мозаичный пол. Мастер бросил дубинку на спину всхлипывающего стражника, перешагнул через него и вышел из Круга.
Микрорайоны, в каждом из которых жила тысяча граждан с правом голоса, расходились от здания правительства, как круги на воде от брошенного камня, и чем дальше от центра – тем паршивее и беднее выглядели дома, дороги, транспорт и одежда граждан. Смибдорт жил в пятом круге в двадцать шестом микрорайоне, или как их еще называли – тысячнике. Ему предлагали перебраться в первый круг, но он отказался, попросив отдать жилье какой-нибудь семье с детьми. Он-то почти все время проводил на службе. Сейчас он решил дойти до дома пешком. Никогда в жизни у него не было столько свободного времени.
В небольшой по территории федерации Миллион жилищный вопрос, в отличии от Империи Властителя, был решен давно через контроль рождаемости. Если семья хотела завести второго, третьего, четвертого ребенка, то он должен был в шестнадцать лет стать либо военнослужащим Хора, либо один или оба родителя лишались права голоса, когда их дети достигали двадцати двух лет – совершеннолетия. Перед запланированной войной или же после нее правительство часто делало послабления в этих двух пунктах, стимулируя рождаемость. И потом все равно вербовало людей в армию. Семьи тасовались как гигантская колода карт, переезжая из малых квартир и домов в жилища побольше в зависимости от заслуг, количества военных и выборщиков. «От размера взяток, – со вздохом додумал Смибдорт, – страна бездомных, хотя каждому есть где жить».
Смибдорт отворил дверь маленьким потертым ключом, внутри пахло нежилым застоявшимся помещением. Мастер открыл окно и улегся на пол. Он всегда так делал, когда нужно было крепко подумать. При его росте это точно лучше, чем горбатиться за столом, позвоночник неизменно «говорил» спасибо.
Пыльный потолок весь зарос паутиной, на плите с двумя конфорками пованивала немытая кастрюля – мастера вызвали на срочный рейд на «Незримом». Одно из крайних государств Империи хотело устроить бунт, попытаться выйти из-под гнета Властителя, и дирижабль должен был незаметно доставить им оружие и боевые машины, а также разведать обстановку на будущее, насколько это дело может выгореть, и стоит ли Хору вбухивать в чужую войну деньги.
И вот как получилось. Он – изгой. И на плите впервые в жизни стояла немытая кастрюля. Желания отомстить или пожалеть себя не появилось. Желания не для мастера. Но появилось четкое понимание, что судьба дает ему шанс по-другому послужить Миллиону – сделать в Хоре прополку. И среди баллотирующихся, ведь выборы состоятся через несколько месяцев.
Потолочный кристалл тревожно мерцал желтовато-белым светом. Но мастеру-изгою, потеряв хозяев, не за что переживать, он обрел безграничную свободу и впервые в жизни был волен сам распоряжаться собственным талантом.
Смибдорт поднялся, поменял пропитанные потом и извалянные в пыли рубашку и штаны, и отправился в банк. Встречные люди махали ему рукой или кивали, но никто не заговорил. Стоило выйти из своего тысячника, как он растворился среди толпы. «Спасибо клеймо на лбу не ставят, – подумал мастер, – ни к чему, чтобы меня узнавали».
Вернувшись на два круга ближе к центру, Смибдорт зашел в огромное белое здание. Банк перекрашивали каждый год, деньги у них были, и плевать, что они не их.
– Мастер Смибдорт, – представился он свободному клерку, – мне нужно в хранилище.
– Да-да, мы как раз готовили курьера, чтобы отправить вам письмо. С сегодняшнего дня условия вашего обслуживания поменялись, если вы и дальше хотите хранить свои сбережения у нас, то…
– Мне нужно в хранилище. Я не был там семь лет, давайте после поговорим. Надеюсь, вы исправно выполняли свою работу, – голос Смибдорта был как всегда спокоен и безэмоционален. Людей это сбивало с толку, и они старались не спорить со сверхуверенными мастерами.
– Да, конечно.
Смибдорт бросил взгляд на двери и направился к той, что вела в подземелья. Как будто и не было этих семи лет после смерти учителя, две с половиной тысячи дней службы начались и кончились. Клерку пришлось перейти на трусцу, чтобы поспеть за быстрым шагом длинноногого клиента.