Ордынский волк. Самаркандский лев

Тимур не простил хорезмийцев, но большинство из них он хотя бы пощадил, только в назидание разрушил Ургенч, а сам народ переселил в свои пределы, а вот могулов за то, что они сговорились с Тохтамышем и ударили ему в спину, он не простил и не пощадил. Тимур совершил ряд походов в Могулистан, чтобы на этот раз окончательно подчинить себе кочевников-монголов. Так ему были ненавистны соседи по Чагатайскому улусу, эти бродяги, не знавшие городов, которые частично были к тому же и язычниками, что он издал карательный фирман для своих полководцев: «Бекам идти в степь отдельными группами по разным дорогам. Где бы ни узнали, что там есть человек из моголов, идти туда и уничтожить моголов до последнего». Настал судный день для врагов-кочевников! До самых истоков Иртыша (то есть до самых восточных границ Могулистана) ходили бахадуры Тимура под предводительством Амира Джахан-шаха и Учкара Бахадура, вырезая врагов и грабя их земли подчистую. Добро и юных дев только и забирали они. Как красноречиво заметил хронист об этой дальней вылазке: «Таким способом рассеяли население Могулистана и взяли бесчисленно много добычи, пленили девушек и, с победой возвратившись, присоединились к государю Сахибкирану». А таких крупных отрядов чагатаев было немало! И для всех звучал один приказ: «Истребить по дороге всех!» Что ж, когда-то Могулистан терроризировал Мавераннахр и выжимал из него все соки, теперь пришла для них очередь поменяться местами.

А еще Тимуру хотелось найти хана-могула Камара ад-Дина, так долго портившего ему кровь, и наказать его – показательно да пострашнее. Но Камар ад-Дин словно чувствовал на великих степных расстояниях гнев своего могущественного соседа-врага, словно слышал его проклятия, несущиеся по степям Семиречья, и был неуловим. Тимур еще не знал, что на этот раз Камар ад-Дин скроется в степях навсегда и уже никогда не вернется. За ним будут гнаться чагатайские бахадуры, переходить реки, пересекать степи, проникать через ущелья, но все тщетно. И никто не принесет его, Камара ад-Дина, голову, как это было с Вали-беком или Али-беком Джаникурбани, и никто не расскажет Тимуру, жив бывший хозяин Могулистана или мертв.

Он просто исчезнет из жизни Тимура[27].

Могулы, кто не убежал сразу от меча Тимура, погибли в этот год и в сражениях, и в своих кочевьях, и на тщетном пути к запоздалому спасению. Все их добро, в том числе и то, что когда-то было вывезено из Мавераннахра, перекочевало обратно в Самарканд. Последнюю кровопролитную битву провел царевич Умаршах, который прикрывал тыл своего отца, пока тот уходил все дальше в степи. Гордый и честолюбивый, как и положено быть принцу-воину, Умаршах пуще других мстил за свое поражение и бегство. Он разгромил армию могула Коплан-бека, его, взятого в плен, обезглавил, его обширный улус разорил, все добро отправил домой в Андижан.

Отец мог бы гордиться своим наследником.

Летописец отметил: «И душа Тимур-бека успокоилась на Джете» (второе название Могулистана). Но это было не совсем так. Душа Тимура не могла быть спокойна. В эти месяцы непрерывных стычек с могулами и другими смутьянами, мешавшими ему строить свою великую среднеазиатскую империю, Тимур серьезно мог думать только об одном человеке. И этим человеком был не Камар ад-Дин. Мысли государя занимал хан Тохтамыш, владетель действительно великой империи, которую он, Тимур, с такой виртуозной легкостью и помог создать ему.

И которого он, Тимур, однажды назвал сыном. И может быть, сам от широты души отчасти поверил в это…

3

Весной 1390 года по всем землям, подчинявшимся Тимуру, был разослан фирман: «Собраться бекам областей, туменов и тысяч, явиться даругам всех областей!» Государь собирал великий курултай, который мог означать только одно – великую войну. Предположение скоро подтвердилось, потому что был издан и второй указ: «Подробно и точно перечислить, сколько человек относится к каждому беку и сколько человек он подготовит в день для войска». Судя по масштабам призыва, война предполагалась колоссальная.

Приказ о подсчете исполнялся очень строго – бахшии и тавачии объезжали беков и следили за подсчетом. Любая война предполагает строгую дисциплину, эта война – дисциплину особую. Как заметил летописец: «Если к утру каждый бек не снаряжал для войска относящихся к нему людей, то был виновен».

О целях похода никто никому не говорил. Все могли только предполагать, кто теперь главный враг их государя.

Сам же Тимур посещал дома известных ему полководцев и беков, но не их самих, а в первую очередь их жен, он хотел выказать каждой из них почтение. Их мужья служили ему годы, проливали за него кровь, были верны ему, и женщины, ждавшие их из походов, заслужили это внимание. Жены встречали самого дорогого гостя в лучших нарядах, «с золотыми венцами, украшенными жемчугами и изумрудами». Тимур кланялся, говорил добрые слова и понимал, что скоро каждая вторая из них останется вдовой. Это еще если дело пойдет хорошо, ведь он задумал поход и великий, и опасный, и непредсказуемый.