Орел и грифон (СИ)

Все это заняло три дня — и все это время сидели под стражей Ярополк и Кувер: в полном неведении о своей судьбе, без всякой связи с сородичами, за которыми следило чуть ли не все стойбище. На четвертый день пленников вывели из шатра и повели за границы городища где возле могилы Альмоша уже полыхали костры и погребальный кумыс с шипением лился в пламя и с жалобным криком гибли рабыни под кривыми ножами талтошей. Здесь же находились и дьюлы угров — Апор, Бульчу и Курсан, — и князь Немал и его сестра Мустислава и другие видные люди мадьярской, славянской и иудейской общин. Над самой же могилой стояла Саломея, держа на вытянутых руках большое серебряное блюдо, накрытое черным платком, Ткань покрывали загадочные знаки, вышитые опять-таки серебряными нитями.

Дождавшись, пока пленников подведут к краю могилы и поставят на колени, Саломея подняла руки и нараспев произнесла.

— В недобрый час ушел от нас во мрак Шеола мой супруг, великий кенде Альмош. Плачет земля, рыдает небо и дух покойного взывает к отмщению, ибо не в честном бою, но от руки подлого убийцы пал он — и по сей день тьма скрывает того, кто содеял сие злодеяние. Открой же глаза возлюбленный муж мой, восстань из мрака и назови имя того, кто отправил тебя во владения Самаэля, Яда Бога.

Мустислава рывком сорвала платок с блюда и меж людей пронесся испуганный шепот, когда все увидели голову Альмоша на блюде. Самое ужасное, что голова эта еще жила: сквозь маску из серебряных листков полыхали синим пламенем глазницы, а мертвенно-бледные губы медленно шевелились, произнося слова:

— Апор. Апор, дьюла рода Тарьян, по наущению хазар, нанес мне предательский удар. Апор виновен в моей смерти.

— Что? — Апор не успел ничего понять, когда стоявший позади него талтош, вонзил жертвенный нож ему в спину. Обливаясь кровью предатель рухнул на землю — и в тот же миг погасло синие пламя в глазах терафима и губы его сомкнулись, чтобы замолчать навсегда. Саломея бережно уложила голову в могилу, возложив серебряные монеты на веки супруга и смазав его лоб взбитым яйцом, после чего обернулась к остальным.

— Справедливость свершилась, — сказала она, — Иштен-Яхве не дал нам осудить невиновных и обличил убийцу устами мертвеца. Снимите веревки с пленников и верните им оружие. Пусть вместе с нами проводят Альмоша в царство его предков.

В мгновение ока приказание было исполнено — и вскоре Ярополк и Кувер стояли рядом со всеми, бросая комья земли на могилу Альмоша, пока Саломея читала над ним погребальные слова. После того, как могилу засыпали землей, поверх нее пустили отведенный выше по течению, Ингулец. Мутные речные воды скрыли погребение и вскоре уже никто не смог бы указать, где покоился прах кенде мадьяров.

— Но кто теперь поведет нас на хазар? — спросил Курсан, когда все возвращались в становище, — сейчас, когда наш кенде мертв, один из дьюл тоже. Кто же станет во главе нашего войска — я или, может быть, Бульчу?

— Ты сам сказал, — откликнулась Саломея, — один из вождей мертв, другой оказался предателем — уверен ли ты в том, что высшие силы даруют благосклонность другим дьюлам, которые чуть было не осудили на смерть невиновного? Можешь ли ты сказать, что наш народ достаточно очистился от вины перед Небом?

— Нет, — качнул головой Курсан, — но тогда кто? Немал?

— Он! — рука Саломеи властно указала на изумленно глянувшего на нее Ярополка, — сын великого короля с Запада и брат могущественной колдуньи аваров. Он владеет мечом, освященным именем Черного Кузнеца, которого мы зовем Азазелем, вы Эрликом, а славяне — Чернобогом. Две жертвы нынче состоялись кровью вождей — одна досталась Богу, к которому ушел мой муж, второй же стал подлый Апор, козел отпущения для Азазеля. Как знак искупления нашей вины перед несправедливо обвиненным тот Величайший, что образует свет и творит тьму, делает мир и производит бедствия, желает видеть Ярополка, сына Германфреда, во главе войск, что выйдут на решающий бой когда с востока нагрянут орды нечестивцев.

Войско земное и воинство небесное

— Асмунд! Асмунд, пожри тебя Харос, обернись!