Рофана слушала рассказ Генульфа, как осуждённый слушает приговор. Вид постаревшего израненного мужа яснее ясного говорил ей о том, что он уже ничего не может поправить. Остаётся только покорно ждать, когда эхо проклятья пронесётся над их головами, а несдержанное слово нанесёт свой удар. Судьба явно наказывала Генульфа, но за что? За малодушие, проявленное на Сверкающей вершине? За отказ от самого себя? Орелина устала ломать над этим голову. Всё рано поделать ничего уже нельзя, а жизнь на месте не стоит. Её муж, похоже, выздоравливает, у невесток скоро появятся дети, да и молодой лекарь что-то подзадержался в Гнездовище. Сначала Рофана думала, что он просто не долечил Генульфа и ждёт, когда тому станет хуже, чтобы быть рядом и оказать помощь. Но очень скоро заметила, какие понятные и о многом говорящие взгляды кидает на бескрылого юношу её Усхольфа, и всё поняла. Мужу она решила до поры ничего не говорить, но он и сам догадался. И, когда силы к нему окончательно вернулись, молча взялся за строительство новой гнездовины. Так у орелей образовалась ещё одна семья.
А потом стали появляться дети. У бескрылых невесток они рождались по-земному, что безумно напугало Рофану, а у Усхольфы – обычным орелинским способом. Но крылья у всех были одинаково непригодны для полетов. Рофана, первое время, надеялась, что они ещё вырастут. А когда поняла, что даже выросшие, они не поднимут своих обладателей выше деревьев Кару, страшно огорчилась. Хотя, во всем остальном, малыши были очаровательными! Бабушке доставляло огромное удовольствие носиться за ними по всему Гнездовищу, вытаскивать из самых неожиданных мест и ласково учить уму-разуму.
Скоро женился на бескрылой девушке Дорхфин. Он с братьями, наконец-то стал летать в Долину, когда новые сородичи возвращались из своих странствий. Иногда к ним присоединялись и Усхольфа с Ланорфой. И, хотя последняя ещё не нашла себе любимого, Генульф, после свадьбы Дорхфина, решил построить гнездовину и для нее.
Он заметно постарел внешне и, как-то потускнел душой. Первые внуки очень обрадовали орелина, но потом он опять впал в странную задумчивость и стал надолго уходить один, как когда-то, после встречи с амиссией. Рофана не мешала ему, понимая, что в уединении ее муж ищет покой.
Они не вспоминали больше про детей Дормата. К чему? Однажды, правда, Генульф как-то уж очень пристально и долго наблюдал через окно за работающим Фостином, и Рофана догадалась, о чем он думает. Но это было всего один раз. Потом старый орелин возобновил свои одинокие прогулки, которые явно шли ему на пользу. А сама она, за строительством гнездовин, свадьбами и рождениями действительно стала обо всем забывать. Но, видимо таково назначение необдуманных проклятий и невыполненных клятв: они напоминают о себе именно в тот момент, когда о них счастливо забывают.
Однажды Генульф вернулся с прогулки, как никогда, возбужденный. Рофану он попросил пока ни о чем не спрашивать – сам расскажет, когда время придет. Но потом не удержался и доверительно шепнул, что нашёл способ поправить то, что ему не удалось исполнить. Больше он ничего не говорил, но достал все свои инструменты, придирчиво их осмотрел и, отобрав нужные, снова ушёл. Рофана сначала встревожилась. Но, видя, как день за днем, ее муж возвращается все более радостный и все более увлеченный своей идеей, решила: что бы он ни задумал, а это вернуло его к жизни, и, значит, мешать она не станет. Пусть занимается. По крайней мере, с его лица исчезли опасная задумчивость и хандра.
Генульф действительно воспрял духом. Он уходил засветло, а возвращался в сумерки, весь засыпанный какой-то белой пылью. Шёл прямиком к каменной чаше, которую выдолбил давным-давно для дождевой воды, мылся, слушал в гнездовине рассказы Рофаны о том, что произошло за день, и шёл спать. А утром все повторялось сначала.