Орфей спускается в ад

ЛЕЙДИ. Здесь, в Америке, считают, что все итальянцы непременно смуглые. Совсем не обязательно. Есть смуглые, а есть совсем и не смуглые. У родителей отца была смуглая кожа, а у родителей матери — светлая… (Бессмысленный смешок.)

Он понимающе улыбается ей.

Она продолжает говорить, чтобы скрыть смущение.

Он присаживается рядом с ней на прилавок.

Когда я была совсем маленькой, к нам приехала из Монте-Кассино сестра моей бабушки по материнской линии. Она приехала сюда, на чужбину, чтобы умереть в кругу родных. Я, правда, думаю, что, умирая, человек все равно одинок: что, с родными, что без них. Она, я помню, лежала в своем углу долго-долго и все не умирала, так долго, что все мы почти позабыли о ней. Ее совсем не было слышно, она лежала и о чем-то думала. Помню, я как-то спросила у нее: «Zia Тереза, как себя чувствуют люди, когда умирают?» Только ребенок может задать такой вопрос. И как ответила она мне — тоже помню. «Очень одиноко они себя чувствуют», — вот что она сказала мне в ответ. Ей, наверное, хотелось обратно в Италию, чтобы умереть там, на родине… (Смотрит ему прямо в глаза, впервые с тех пор, как завела разговор о нише

.)…Ванная, значит, у нас тут имеется, только позвать водопроводчика провести горячий душ. Так… (Встает и неловко отходит от стула.)

Он на нее теперь не смотрит: мысли его заняты, по-видимому, чем-то другим.

Схожу наверх за чистым бельем для вашей постели.

Быстро идет, почти бежит, к лестнице. Как только она скрылась наверху, он, пробормотав себе что-то под нос, идет к кассе. Громко кашляет, чтобы заглушить звук выдвигаемого ящика. Берет оттуда в кулак несколько бумажек и, снова кашлянув, задвигает ящик. Взяв гитару, выходит.

Сверху спускается Лейди с бельем в руках. Тоскливая темнота ползет в комнату сквозь оставшуюся открытой дверь. Лейди идет к двери, выходит на улицу, остановившись за порогом. Смотрит в одну и в другую сторону вдоль темного шоссе. В бешенстве входит обратно, произносит какое-то итальянское ругательство, ногой или локтем захлопывает за собой дверь и швыряет белье на прилавок. Быстро подойдя к кассе, рывком открывает ящик и, обнаружив пропажу, яростно захлопывает его.

ЛЕЙДИ. Вор! Вор! (Поворачивается к телефону, срывает с рычага трубку, мгновение держит ее и с силой опускает на место. В отчаянии бредет обратно к двери и, открыв ее, стоит, вглядываясь в темную, беззвездную ночь.)

Свет на сцене постепенно меркнет. Вступает гитара: блюз.

Картина четвертая

Той же ночью, через несколько часов.

В лавку входит Вэл. В руках гитара. Не совсем твердыми шагами идет к кассе.

Достав из кармана внушительную пачку денег, отсчитывает несколько бумажек и кладет в ящик кассы. Оставшуюся, большую часть снова сует в карман.

Наверху шаги. На площадку падает свет.

Вэл быстро отходит от кассы.

На площадке появляется Лейди в белом атласном халатике, в руках карманный фонарик.

ЛЕЙДИ. Кто там?

Гитара стихает.

ВЭЛ. Я.

ЛЕЙДИ(освещает его фонариком). Бог мой, как напугали вы меня!

ВЭЛ. Не ждали разве?

ЛЕЙДИ. Откуда же мне знать, вы это или кто-то другой?

ВЭЛ. Вы предлагали мне комнату.

ЛЕЙДИ. Вы ушли, не сказав, берете ее или нет. (Спускается вниз, луч фонарика все еще держит на Вэле.)