Ория (сборник)

Прежде чем ответить, как и полагалось: «Царапина!», Згур мысленно поблагодарил Мать Болот, направившую нож плечистого увальня. Лучше не придумаешь! Для этого парня, верящего в благородство, такое-лучше любых уверений в дружбе.

— Надо… — голос стал озабоченным, — повязку, обязательно, а то загноится! Пойдем! Я тут недалеко, у тетки живу. Сам-то я из Дубеня…

Згур знал и это. Из Дубеня, причем из Старого Детинца. И зовут чернявого…

— Черемош. Черемош, сын Росохи, — узкая ладонь вновь сжала руку, но на этот раз осторожно, чтоб не потревожить рану. — Батя мой — войт, городской тысяцкий. А ты, кажется, волотич?

— Да, из-под Коростеня.

Про Бусел, говорить, конечно, не следовало, а вот по поводу остального спорить не приходилось. Волотича не спутаешь, а значит, нечего и врать.

Они вновь пошли куда-то по темной улице в сторону Лехитских ворот, и Згур вновь подумал, как представиться. Своего имени говорить не хотелось. Назваться, что ли, каким-нибудь Волкодавом из рода Гончих Псов? Но наставник учил — чем меньше лжи, тем безопаснее. Значит, он…

— Згур, сын Месника.

Это была правда. Отца звали иначе, но для многих он был просто Месником — Мстителем. Мстителем за Край…

Черемош, глотая слова, начал рассказывать о том, как они у себя в Дубене гоняют «бычар», да не просто, а каждый день, и о том, что серьги сейчас носят все молодые дедичи у лехитов и алеманов, и только «бычарам» сие не положено, оттого «бычары» и бесятся, а в харчевню надо вернуться и оным «бычарам» как следует «вмазать». Згур поддакивал, прикидывая, что, когда говорливый Черемош сделает перерыв, следует рассказать немного о себе. Лучше всего назваться дедичем, а то еще за «бычару» примет. Итак, он дедич, из небогатых, с двенадцати лет в Вейске Края, а вот недавно ушел, решив повидать свет. Тут почти все правда. Его отец… Згур невольно улыбнулся. Сказать бы этому зазнайке, кто его, Згура, отец! Нельзя! Итак, его отец был сотником на Великой Войне и с войны не вернулся. Для начала — хватит. Да и говорить много не придется, Черемош, похоже, способен любого заболтать.

День был на диво ясный, но не жаркий, и валинский торг оказался переполнен. Згур с трудом протискивался между деловито снующими людьми, стараясь не наступать на разложенный прямо на утоптанной земле товар. Чего тут только не было! И кого! Улебы, сполоты, земляки-во-лотичи, огры со своей знаменитой упряжью и сапогами желтой кожи, лехиты, плечистые краснолицые алеманы и даже франки, которых в Коростене отродясь не бывало. И не диво — Валин город искони торговый. Живи где-нибудь, к примеру, песьеглавцы, о которых в сказках сказывается, и они бы тут торговали. Вокруг стоял гам, словно торговцы и покупатели решили перекричать друг друга. Впрочем, так и было — торговались отчаянно, с криком и руганью, а затем били по рукам, отсчитывали серебро и шли в ближайшую харчевню — обмыть покупку.

На торг Згур попросту сбежал. День, проведенный вместе с Черемошем, изрядно утомил. Не то чтобы сын ду-беньского войта оказался столь невыносим. Напротив — Черемош Згуру понравился. Славный парень, жаль, что именно так пришлось знакомство свести. Но дня, проведенного в доме у его тетушки, вполне хватило, и, когда Черемош заявил, что пойдет в гости к еще одному родичу, Згур отпросился на торг. Оставаться в гостеприимном доме не хотелось.

Прежде всего Згура принялись лечить. Как только они вломились в дом, напугав сонного привратника, тетушка — старая, но такая же решительная, как ее племянник, грозным голосом кликнула холопов, послала за каким-то Редькой-знахарем, и все эта толпа занялась Згуровой царапиной. Тут уж довелось поволноваться. Руку долго мыли черным дымящимся варевом, затем наложили одну мазь, следом — другую. Повязку было ведено менять трижды в день, а заодно пить что-то горькое и противное — для пущего здоровья. Сам Черемош крутился рядом, давая советы, и Згур убедился, что к лечению валинцы относятся более чем серьезно…

Покупать на торге было нечего. Все нужное спрятано в надежном месте у надежного человека, и Згуру оставалось только смотреть. Горшки, кувшины, чаши. Снова чаши, да не простые — румские, черного блеска, с розовыми человечками по бокам. Светильники — тоже румские, на один рожок, на три, на десять. А вот и блюда: на одно муравья класть можно, на другое — чуть ли не целого тура. Згур лишь головой качал. Мать Болот, выдумают же! А вот и ткани… Ну, тут можно не смотреть, иначе в глазах рябить начнет. Да и что смотреть? Ткани — это для девиц больше,

воину Края и серого плаща хватит. А красиво — прямо радуга!

Лечение оказалось не единственной напастью. Подлечив, Згура принялись кормить. К еде в улебской земле тоже относились серьезно, к тому же Черемош вкупе с тетушкой почему-то решили, что их гость умирает с голоду. Вновь сбежались холопы, на длинный стол легла вышитая камчатая скатерть, и пошли перемены блюд — первая, вторая, пятая. Тут уж Згур взмолился, попросил пощады — и был отправлен почивать. Именно почивать — на мягкую перину, в которой он всю ночь тонул, словно в болоте…