Орёл, несущий копьё [СИ]

Адлер даже не кивнул, ведь он был занят, очень занят: карандаш в очередной раз затупился, и пришлось его точить. Мать воспользовалась этим, чтобы взять альбом.

— Ещё не закончил! — возмутился Адлер и протянул руку, чтобы забрать альбом обратно, но ему не хватило роста. Тогда мальчик приподнялся на локте, продолжая тянуть правую руку — спину опалила боль, и он едва не заскулил, как побитая собака, в последний момент сдержавшись и рухнув лицом в матрас, вцепившись зубами в простыню.

Оделия обратила на это внимание. Она положила альбом, взяла что-то с подноса и присела на край кровати.

— Ты сам написал это? — спросила она, принявшись аккуратно обрабатывать чем-то холодным — целебной мазью — ранки.

— А разве вы видите в комнате кого-то ещё? — огрызнулся мальчик, с досадой глядя в стенку.

— Я имела в виду не это, — странно, но в голосе матери не было обычной строгости. — Ты сам это придумал или написал по памяти что-то из того, что рассказывала тебе Магда?

— Какой смысл в переписывании? — проворчал Адлер, но осторожно — тон матери был новый, необычный, и очень хотелось понять, чем вызвана перемена. — Прошло время, когда только переписыванием можно было сохранить книги.

— Значит, придумал сам, — заключила Оделия отстранённо-задумчиво.

Он хотел сказать, что это ужасно логичный вывод, но что-то остановило его — интуиция, наверное. Так что Адлер прикусил язык и ждал, но молчала и мать; закончив мазать его спину, она поднялась, наколдовала дополнительных свечей.

— В десять я погашу свет, и после этого не пиши, — наказала Оделия. — Когда закончишь, я бы хотела почитать твой рассказ.

— Я подумаю об этом, — ответил Адлер, копируя интонацию своего друга Макса — тот так отлично умел напустить на себя важный вид!

В другой день его бы за такое непременно пожурили, если бы услышал отец — отчитал, но в тот вечер мать просто молча кивнула и ушла, оставив поднос с колбасками, хлебом и не стынущим бульоном в большой чашке.

Рассказ он закончил на следующий день, ближе к обеду, как следует его перечитал, и когда эльф-домовик принёс покушать, приказал ему передать альбом хозяйке. Адлер отдавал его без сожаления и, как только домовик с поклоном исчез, охотно принялся за еду; дело было сделано, а, по правде сказать, дальнейшая судьба альбома и рассказа в нём мальчика не заботила. Чуть-чуть интересовал эффект, который история произведёт, этого нельзя отрицать.

Мать появилась минут двадцать спустя, когда Адлер, сытый и довольный, устроил голову на подушке и решал, сдаваться ли в плен сну. Как и накануне вечером, мать казалась странной: смотрела не как всегда, казалась, — какое уместно здесь слово? — теплее…

Чувствуя, что сейчас произойдёт что-то, Адлер сел (после обработки мазью стало полегче, и он уже мог не теряя достоинства принимать такое положение). Придвинув ближе к кровати стул, мать опустилась на него, устроила на коленях закрытый альбом и положила на него сцепленные в замок руки.

— Я прочитала твой рассказ.

— Да? — только и выдавил Адлер; сердце почему-то забилось чаще — тогда мальчик ещё не знал, а если и знал, не признавался себе, что ожидание оценки твоей работы, не школьной, а именно творческой, очень волнительно.

— Он неплохой, — произнесла мать; её брови дрогнули, и она добавила: — Но нехороший — он жестокий.

— Разве? — Адлер удивился, перед глазами пронеслись все те семь страниц, исписанные крупными некрасивыми буквами. — А по-моему, он жизненный, такое вполне могло случиться…

— Твоего героя отец отвёл в лес и привязал к дереву в священной роще как жертву богам, чтобы те даровали их племени победу в грядущей битве.

— Не в наше время, конечно, но в давние века…

Мать приложила палец к губам, прося его помолчать. Этот жест был таким необычным, таким человечным, что Адлер невольно закрыл рот, ожидая.

— Бог Донар появился в роще, но вместо того, чтобы забрать мальчика, освободил его, — она прищурилась чуть пытливо. — Этим ты пытался доказать, что я была неправа?

— Я не… — Адлер замялся, растерявшись. — Я не знаю, ничего не хотел специально показать. Слова и действия просто приходили, вот и всё, — а потом вдруг подумал: неужели рассказ и вправду родился из его желания отомстить за сорванную дискуссию и потребности доказать собственную правоту?

— Очень хорошо, что это не относится к нашей ситуации, — сказала мать, и её взгляд стал ещё пытливей. — Потому что то, что мальчик убивает отца, мне совсем не нравится.

— Но это была необходимая жертва! — горячо возразил Адлер. — Вы же видели, благодаря тому, что жертву всё-таки принесли, их племя победило!

Оделия промолчала, продолжая внимательно на него смотреть. Затем коротко вздохнула и, опустив голову, открыла альбом.

— Есть ещё кое-то, о чём я хотела спросить, — сказала она, пролистав страницы. — В твоей истории Донар дарит освобождённому мальчику орла, способного думать и разговаривать, и магическое копьё, — мать вновь подняла взгляд. — Почему копьё, а не палочку?