Оркестр меньшинств

Обасидинелу, ах, какое содержание привносит женщина в жизнь мужчины! В доктрине новой религии, которую приняли дети отцов, сказано, что двое становятся одной плотью

. Как это верно, Эгбуну! Но давай заглянем во времена мудрых отцов, какими незаменимыми были тогда великие матери. Хотя они не составляли законов, которыми руководствовалось общество, они были словно чи общества. Они восстанавливали порядок и равновесие, когда порядок нарушался. Если житель деревни совершал духовное преступление и злил Алу и если милосердная богиня – в своем справедливом негодовании – изливала свой гнев в виде болезней, или засухи, или катастрофических смертей, то старые матери отправлялись к дибиа

и задавали вопросы от имени общества. И Ала слышит их голос лучше всех других. Даже когда шла война – которой я был свидетелем сто семьдесят два года назад, когда Узуаколи сражался против Нкпа и семнадцать обезглавленных человек лежали в лесу, – именно матери с обеих сторон пришли и восстановили мир и умиротворили Алу. Поэтому они и называются одозиободо

[26]

. Если группа женщин может восстановить равновесие в обществе, скатывающемся к бедствию, то насколько же больше одна женщина может сделать для жизни одного мужчины! Как часто, говорят великие отцы, любовь меняет температуру жизни мужчины. Обычно мужчина, чья жизнь была холодной, согревается, и это тепло своей интенсивностью преобразует человека. Оно выращивает малые вещи в его жизни и убирает пятна с ткани его жизни. И то, что человек делал каждый день, теперь он делает весело. Большинство людей за время своей жизни приходят к пониманию того, что с ними произошли какие-то изменения. Им даже и говорить об этом никому не нужно, потому что на их лицах, самой нагой из всех частей человеческого тела, появляется оттенок, который вскоре становится виден всем, кто не слеп. Если, скажем, человек работает в обществе других людей, кто-нибудь из коллег может отвести его в сторону и сказать ему: «У тебя такой счастливый вид». Или: «Что с тобой случилось?» Чем сильнее влечение, тем очевиднее становится она для других, а приязнь моего хозяина к Ндали сдерживалась его страхом: он считал себя недостойным ее. Он решил, что если она когда-нибудь отдастся ему, то он отдаст ей свое сердце целиком.

В случае с моим хозяином не коллеги были свидетелями его метаморфоз, а птицы. Он накормил их от пуза, когда женщина ушла из его дома в тот день. Он нашел больного петушка, у которого искривился хвост, отнес его на край фермы перед домом, чтобы не видели другие птицы, и там его зарезал. Выпустил кровь в маленькую ямку в земле, потом положил тушку в миску и отнес в холодильник. Помыв руки в ванной, он подмел большие птичьи выгородки, разделенные на две части деревянными стенками. Выгнал в дыру в потолке зеленоголовую ящерицу, каких не терпит птица. Потом он забрался по лестнице и заткнул дыру скомканной тряпкой в пятнах пальмового масла. Закончив с этим, он увидел, что куры перевернули таз с питьевой водой, и тот теперь лежит у соломенной стены, и в нем осталась только капелька воды размером с глаз. В лужице лежала горка осадка – как зрачок, который смотрел на него. По пути к тазу мой хозяин поскользнулся на чем-то, как оказалось, на ости птичьего пера, вонзившегося в разжиженную землю. Он упал на другой пустой таз, тот подскочил в воздух и вывалил свое содержимое – жижу из земли, перьев и пыли – прямо ему на лицо.

Чукву, если бы куры были людьми, они бы рассмеялись при виде того, во что превратилось его лицо: сочные комья земли и грязи на лбу и на носу. Не будь я сам свидетелем, я бы усомнился в том, что увидел в моем хозяине в тот день. Потому что, хотя ему было больно, хотя он все время притрагивался пальцами к ушибленному месту на лбу, а потом смотрел, нет ли на них крови, он чувствовал себя счастливым. Он поднялся, смеясь над собой, вспоминая, как Ндали сидела на диване, как днем раньше назвала его красивым мужчиной. Он посмотрел на то место, где упал, и увидел проплешину на полу – здесь его ботинки соскребли слой грязи, которая и осталась на них. В другой стороне выгородки стояла курица, на которую он чуть не упал. Она истерически отпрыгнула, чтобы он не раздавил ее при падении, бешено замолотила крыльями, подняв пыль и перья. Он узнал ее: одна из двух кур, несущих серые яйца. Она стояла, протестующе кудахча, другие присоединились к ней. Он вышел из выгородки, смыл с себя грязь, а потом, лежа в кровати, предавался воспоминаниям о Ндали.