Наверное, не думал тогда фронтовой оператор, что спустя три десятилетия его кинолента, показанная по телевидению, сведет двух боевых товарищей-разведчиков.
Долгим был путь Володи на фронт. Дважды убегал мальчишка из дому, и всякий раз возвращали его в Балашиху, где он жил. Плакала мать. А Володя твердил свое: "Ну, мам, ну убегу я, все равно убегу".
Не раз Володя наблюдал, как неподалеку от дома проходили воинские эшелоны. Ночью, чтобы часовой не приметил, вскочил на ходу на подножку вагона. Укрылся на обледенелой крыше.
Наутро часовой снял с крыши обмороженного паренька. Представили его командиру 248-й отдельной стрелковой бригады полковнику Гусеву. Тот усмехнулся: "Ну и что же нам с тобой делать?" В разговор вмешался начальник политотдела Петр Васильевич Шараутин:
— Пропадет мальчишка. Может, оставим?
Так стал Володя сыном полка. С первых дней подружился он с разведчиками. Как выдастся минута передышки — стрелой к ним. Еще бы: о них шла молва по всему фронту. Сам командир разведроты Брызгалин славился умением вести поиск; мастером на все руки называли комсорга Николая Картошкина; душою разведчиков был Вениамин Овчинников; добродушием своим выделялся Леонид Вознюк…
Горячо полюбил Володя Николая Картошкина. И тому приглянулся бойкий парнишка, ни на шаг не отпускал комсорг его от себя, баловал: то часы подарит, то книжку о Павке Корчагине даст почитать. Однажды, хитро подмигнув Володе, Картошкин спросил:
— Что, смельчак, не пускают в разведку?
— Не… — буркнул Володя.
— Пойдем в немецкий тыл со мной. Хочешь?
Командованию очень нужен был "язык", и разведчики ночью вышли на задание. Решили, что Володя будет изображать партизанского связного, пойманного немцами (в действительности ими были переодетые в эсэсовскую форму Овчинников и Картошкин). Утром приблизились к окраине села. Долго ждать не пришлось. Заскрипели тормоза. Сидящий за рулем обер-лейтенант полюбопытствовал: кого ведут? Его-то и схватили разведчики. "Язык" оказался весьма ценным. Картошкин и Бажанов были награждены медалями "За отвагу"…
Недолго пришлось воевать друзьям вместе. В октябре сорок четвертого года в Карпатах, в районе Руского перевала, гитлеровцы ожесточенно сдерживали натиск наших войск. Засели фашисты по краям ущелья в хорошо укрепленных дзотах. Не то что проползти — головы поднять не давали вражеские снайперы. Тут и вызвались снять снайперов Картошкин с Володей Бажановым.
Ползли осторожно. Краем глаза Картошкин видел, как Володя, припав щекой к прикладу карабина, брал на мушку одного фашиста за другим. Вот уже три снайпера вышли из строя. Слева ударил пулемет злыми очередями. Картошкин что-то крикнул Володе и вдруг онемел на полуслове.
— Дядя Коля! — почувствовав неладное, крикнул Володя. Мальчик бросился к Картошкину, обхватил его за плечи, взвалил себе на спину. Полз по черному снегу, часто останавливаясь, чтобы передохнуть. Картошкин не стонал. Похоже, был мертв. Володя тащил его дальше и дальше, задыхаясь под тяжестью…
Но Картошкин был жив… Утром его отправили в госпиталь.
С той поры они не виделись… Володя долго искал Николая, да тщетно. "Наверное, погиб", — решил он. И не мог предположить, что много-много лет спустя сведет их военная кинохроника.
Недавно, после встречи двух фронтовых друзей, была я в доме Николая Картошкина. Пришел и Владимир Бажанов. Фронтовики вспоминали Руский перевал, рассказывали, чем нынче занимаются. Картошкин на пенсии, но не сидит без дела, ведет поиск живых и павших героев 1-й гвардейской армии, часто выступает перед учащимися ПТУ № 41 Москвы. Владимир Алексеевич Бажанов трудится на заводе в своей родной Балашихе. Однажды летом с сыном побывал он в тех краях, где когда-то воевал.
Яков КИМЕЛЬФЕЛЬД
БЫЛ В СОЛДАТСКОМ СТРОЮ МАЛЬЧИШКА
В деревню Грынь ворвались гитлеровцы. Насаждать "новый порядок" они начали с расстрела мирных жителей. Одной из первых пострадала семья Алешковых: мать фашисты расстреляли возле дома, а старшего ее сына Петра, заподозренного в связи с партизанами, повесили. Уцелевшие жители села бросились в лес. Успел скрыться от палачей и пятилетний Сережа Алешков.
Он не помнит, как отбился от людей, как потерялся в лесу. Чуть живого, обессилевшего, продрогшего и голодного нашли его наши разведчики и принесли в землянку к командиру. Хорошо помнит об этом полковник в отставке Михаил Данилович Воробьев. Ветеран рассказывает:
— В землянку принесли его совсем раздетого. Все тело в гнойниках и нарывах. Взял я его на руки и, верите, слова сказать не могу: комок к горлу подступил. А он смотрит так тоскливо, глаза испуганные, личико худенькое. Узнав, что его мать враги расстреляли, а брата повесили, я спросил: "Хочешь с нами фашистов бить?" Посмотрел он на меня серьезно и сказал: "Да". И тут я предложил мальчику: "Давай я твоим отцом буду…" Обвил ок меня ручонками, прижался к груди…
В тот же день парнишка попал в заботливые руки медсанбатовцев. А ночью для него сшили форму. Настоящую, военную. И гимнастерку армейскую, и галифе, и сапоги, и пилотку.