Придворный врач сэр Джеймс Вили объявил, что сердце императрицы слишком ослабло.
В первые месяцы 1825 года Елизавета серьезно заболела. Она часто теряла сознание и жаловалась на ужасную боль в груди; боль в том самом месте, подумала она однажды ночью, где в юности она чувствовала боль при мысли об Александре.
Муж ее подолгу бодрствовал у ее кровати, поглаживая ее холодную руку; один его вид придавал ей силы.
- Вы мне очень нужны, - не переставая, убеждал он ее, и она продолжала бороться со смертью скорее ради него, чем ради себя.
К лету она выехала на выздоровление в Царское Село, и, когда Александр вернулся из одной из своих инспекционных поездок по стране, у него произошло совещание с врачом сэром Джеймсом Вили.
- Ей гораздо лучше, ваше величество, - высказался сэр Джеймс. - Должен признаться, что я не ожидал, что она сможет поправиться. Но у нее очень сильная воля, и, как я полагаю, на самом деле ей помогла выжить привязанность к вам.
- Что бы вы могли порекомендовать для полного ее выздоровления, сэр Джеймс? - спросил император.
Вили заколебался. Он слыл очень проницательным человеком и служил императорской семье уже в течение многих лет и он нисколько не сомневался, кто и о ком на самом деле заботится.
- Бедняжка, - часто шептал он, глядя, как императрицу сотрясали один за другим сердечные приступы; и сейчас он вновь повторил про себя эти слова, пока раздумывал, как ему ответить Александру. "Бедняжка, - думал Вили, если он будет знать правду, то, возможно, внимательнее отнесется к ней". Охватившая его жалость заставляла его говорить обрывисто и резко.
- Полного выздоровления не будет, - вынес свой приговор Вили, простите меня за то, что я говорю прямо, ваше величество, но императрица не сможет прожить долго. Если мы все будем о ней заботиться, то жизнь ее продлится еще немного, но это все, на что мы можем рассчитывать. Самым первым требованием будет смена климата зимой. Ей нужно поехать куда-нибудь, где теплый и мягкий климат. Если же она проведет еще одну зиму в Санкт-Петербурге, то я не возьму на себя, смелость отвечать за ее здоровье.
Александр отошел подальше от врача и стоял теперь, глядя в окно.
- Я так и подумал, что вы предложите перемену климата, сэр Джеймс. Конечно же, я вывезу императрицу этой зимой из столицы. К сентябрю мы будем уже на пути в Таганрог.
- Таганрог?! - Слово сорвалось с губ Вили, как ругательство. Но, Господи, Боже мой, ваше величество, Таганрог же находится на Азовском море зимой там отвратительный климат! Да ведь достаточно будет тамошнего ветра, чтобы убить...
- Таганрог подойдет нам больше всего, - резко перебил его Александр, после чего Вили перестал протестовать.
- Мы выезжаем в Таганрог в сентябре, - продолжал царь. - Я уже сообщил об этом императрице, и она с нетерпением ждет этого момента. Вы можете идти, сэр Джеймс.
Еще до рассвета тринадцатого сентября запряженный тремя лошадьми экипаж остановился у шлагбаума перед въездом в Санкт-Петербург. Верх экипажа был опущен, и высокий человек, одетый в простой военный мундир и шинель, поднялся и осмотрелся.
Ночь была тиха. Темные воды Невы набегали на каменные парапеты, и несколько огоньков, мерцавших в домах вдоль берега, отражались в темной воде. Вдоль городских стен вышагивали часовые. Острый шпиль Петропавловской крепости вырисовывался на фоне неба, там, где бледный рассвет указывал, что ночь проходит.
Петербург, величественное здание Адмиралтейства, роскошный Невский проспект с прекрасными особняками, деревья и парки, возвышающиеся церкви и ослепительный фасад Зимнего дворца, вздымающийся подобно скале на берегу великой реки. Петербург, памятник безумному царю-эпилептику, который построил его на месте топей и болот, на костях тысяч крепостных. Александр Павлович, царь и потомок Петра Великого, постоял еще несколько минут, оглядывая город - место стольких его триумфов, - город, сохранявший свою красоту, нетронутый войной, которая разрушила Москву. Санкт-Петербург, несокрушимый и незанятый врагом, памятник его победе и поражению французов.
Он молился за свою северную столицу, просил Бога защитить ее и ее народ, потому что Богу было известно, что сам он ее больше уже никогда не увидит. В монастыре святого Александра Невского он только что присутствовал на собственном реквиеме и слышал, как монахи пели торжественные песнопения, восхваляя его славное правление. Простой экипаж ждал его снаружи, а он один стоял на коленях в огромной церкви, и все двери были заперты. Он принимал участие в службе за упокой собственной души и с жаром предлагал свою прошлую жизнь, со всеми ее несовершенствами, Всемогущему Господу.
Время правления Александра I подходило к концу. Об этом знал совершенно точно только он один, хотя монастырское братство также подозревало это, выполняя все его приказания.
Рассвет уже поднимался над Санкт-Петербургом, когда экипаж повернул на дорогу, ведущую к югу, на Таганрог.