Оруэлл: Новая жизнь

Однако все это было в будущем. Пока же оставалась только перспектива его новой школы. Об Итоне в начале двадцатого века было написано так много - в основном восторженными мальчишками, - что трудно передать влияние, которое он оказал на учеников, получивших там образование, не иначе как в символических терминах, в сложной амальгаме обычаев, привычек и живописных традиций, из которых состояла большая часть жизни Итонов. Сам Оруэлл, писавший о своей альма-матер за год или около того до своей смерти, уделял особое внимание процессии лодок, освещенных фейерверками, скользящих по реке четвертого июня, Игре в стены, в которую "играют среди моря грязи", древнему "блоку для порки" возле Верхней школы. Если физические размеры школы сами по себе были трудны для усвоения - десятки отдельных зданий, сгруппированных вокруг центральной площадки с Виндзорским замком на заднем плане, разросшиеся игровые поля, ведущие к Темзе, - то совокупность истории, стиля и эксцентричного поведения, которые составляли то, что было известно как "манера Итона", представляли еще большую проблему для новичка.

Это не просто ежедневное напоминание о знаменитых староэтонцах, наиболее очевидное в именах бывших премьер-министров, вырезанных на рабочих столах, или ритуальный дресс-код (шляпы и фраки для старших мальчиков, итонские пиджаки для всех, кто ниже 5 футов 4 дюймов в высоту), которые произвели этот эффект. Гораздо большее значение имела экзотичность жизни в Итоне, с которой сталкивались мальчики, чья повседневная рутина до этого казалась им обыденной. Сирил Коннолли никогда не сможет забыть список домашних адресов своих одноклассников: "c/o Его Королевское Высочество король Бельгии"; "Герцог Гамильтон, Дворец, Гамильтон"; "Сирдар Чаранджит Сингх из Карпуртхалы. Замок Чаранджит, город Джуллундур, Индия". Энтони Пауэлл, выглянув из окна своего кабинета через день или около того после своего приезда летом 1919 года, был поражен видом мальчика лет пятнадцати, который шел по дальней стороне улицы, сдвинув шляпу на затылок, прижав стопку книг к бедру, с отвисшими коленями и с одним плечом, поднятым выше другого, создавая идеальный образец того, что было известно как "итонская сутулость", когда он пел популярную в то время песню: "Это была самая изысканная вещь, которую я когда-либо видел".

Если Итон был явно не похож на другие учебные заведения, то в основе этой обособленности лежало чувство непринужденного превосходства. Сачеверелл Ситвелл, который окончил школу за два года до прихода в нее Оруэлла, вспоминал случай, когда игрушечный поезд с мотором был приведен в движение по полу школьной часовни, и упрек, произнесенный младшим учителем: "Мальчик, который это сделал, опозорил себя как Итонец, как джентльмен, как христианин и как мужчина". Как заметил Ситвелл, "нисходящий порядок ценностей нижнего мастера был так хорош". Все это придавало режиму школы и ее методам обучения недвусмысленный блеск, постоянно подкрашиваемый напоминаниями о престиже Итона, его положении в мире и подводных камнях, подстерегающих тех, кто осмелится его подвести. Один старый Итонец времен Оруэлла вспоминал, что это было так, как будто все управление страной было личной ответственностью. Вместо того чтобы сказать: "Если вы не научитесь правильно говорить по-французски, вы никогда не сможете насладиться отдыхом в Париже", руководство Итона спокойно настаивало: "Если вы не научитесь какому-то цивилизованному поведению, Англия станет непригодной для жизни".