Читаем Оруэлл полностью

Вопрос о публикации под эгидой Клуба решался его издательским комитетом, в который наряду с Голланцем входили авторитетные лейбористские деятели и теоретики Гарольд Ласки и Джон Стрейчи. По предложению Голланца в марте 1937 года комитет принял решение об издании части работы, непосредственно освещающей положение трудящихся: «Мы полагаем, что первая часть окажется отличным оружием в возбуждении общественного сознания в связи с отвратительными условиями существования массы людей в современной Англии»{322}. Книга была выпущена в том же марте невиданным для Оруэлла 44-тысячным тиражом, соответствующим числу членов Клуба. Кроме того, Голланц издал дополнительные две тысячи экземпляров для розничной продажи и опубликовал небольшую брошюру тиражом в 500 экземпляров с наиболее яркими фрагментами книги. Затем работа Оруэлла дважды переиздавалась.

Голланц написал к книге весьма сдержанное предисловие (датированное 11 января 1937 года), не оставлявшее сомнений в том, что он расходится с автором по принципиальным вопросам, чтобы читатели не сочли издание выражением мнения издательского комитета Клуба: «Честно говоря, я отметил более чем сотню мест, по поводу которых счел бы необходимым поспорить с господином Оруэллом; но в этом случае отведенный для предисловия объем был бы быстро использован, а терпение читателей иссякло бы»{323}. Кратко были упомянуты основные расхождения: «Оруэлл ни разу не упомянул, что он имеет в виду под социализмом; не объяснил, как угнетатели угнетают, не разъяснил даже то, что он понимает под “свободой” и “справедливостью”»{324}

. Голланц писал далее о «нелюбви» Оруэлла к России (естественно, имелся в виду Советский Союз), защищал советские пятилетние планы и большевистскую пропаганду, которую Оруэлл весьма неуважительно именовал продуктом «полу-грамофонов, полу-гангстеров». «Достижения Советского Союза отчетливо видны всем»
{325}, — провозглашал Голланц в 1937 году, ставшем символом сталинского Большого террора.

Оруэлл не стал с ним спорить, пожертвовав своими принципами ради выхода книги. Да и времени дискутировать с издателем у него теперь не было: когда Голланц упрекал писателя, что он якобы не ведет борьбу против мирового фашизма, тот уже сражлся в Испании со сторонниками Франко, которых левые деятели называли испанскими фашистами. Но отношения между автором и издателем с тех пор стали прохладными.

Критика встретила работу Оруэлла по-разному. В правых и либеральных кругах ее просто проигнорировали. Среди непартийных исследователей-гуманитариев книга вызвала неподдельный интерес. На нее откликнулся сын знаменитого историка Арнольда Тойнби, директора Королевского института международных отношений, Филип Тойнби, крупный писатель и журналист: «“Уиган-Пирс” читается подобно докладу, представленному неким гуманным антропологом, который только возвратился после изучения условий жизни угнетенных племен на Борнео».

Социалисты различных направлений, а также коммунисты признавали яркость критики, но настаивали, что работа «поверхностна», поскольку автор не дал рецептов борьбы с нищетой, безработицей и отчаянием обездоленных трудовых масс. Вдобавок каждая политическая группа упрекала писателя, что он не разделяет ее идеологии. При этом различные левые политические силы критиковали Оруэлла за то, что он допускал слишком обширные комментарии и обобщения, не позволяя фактам говорить за себя. Отчасти эти упреки были обоснованны, однако в основном они были вызваны именно расхождением критиков с автором в общей оценке ситуации.

Об интересе к книге свидетельствовало то, что в ее критическом анализе были задействованы мощные силы. С рецензией в коммунистической газете «Дейли уоркер» выступил сам «вождь» британских коммунистов Гарри Подлит, который, впрочем, не столько рассматривал достоинства и недостатки работы, сколько пренебрежительно и высокомерно оценивал личность автора, названного им «маленьким мальчиком из среднего класса» и «бывшим империалистическим полицейским», пишущим о «предмете, в котором не смыслит»{326}. Оруэлл счел, что, несмотря на отрицательную оценку, отзыв генсека британской компартии весьма полезен. «Рецензия Подлита довольно плохая, хотя, конечно, хороша в смысле рекламы»{327}, — писал он жене.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее