А самого дрожь пробила — что, если маховик обратно закрутиться не успеет? Разобьемся же к бениной маме, поцелуясь с паровозом… И вообще, кто же мог догадаться, что зеленый цвет тут запрещающий, а? Бред какой-то…
Глухо бухнула пушка носовой башни.
Паровоз впереди по курсу как в стену уткнулся, окутался облаком пара и покосился набок, но все же двинулся вперед, медленно съезжая с рельс.
— Носовое. Добавь фугасным.
— Есть фугасным, командир, — глухо откликнулась слуховая труба.
Только бы успеть…
Только бы успеть…
Снова жахнула пушка.
Через секунду впереди разлетелось по воздуху то, что еще совсем недавно было красавцем-паровозом. Я очень удивился поначалу такому могуществу трехдюймового выстрела, но потом сообразил, что для разгона паровозная бригада подняла пары в котле до верхней марки. И котел разнесло не столько нашим снарядом, сколько высоким давлением в самом котле.
Первые два вагона за паровозом сложились набок, остальные устояли — скорость у состава была еще небольшой. Из вагонов посыпались на насыпь солдаты с длинными винтовками в руках. Много…
Движок Балинтера застучал медленнее, и метрах в восьми от искореженных останков паровоза его маховик неожиданно закрутился назад, дернув броневагон обратно и постепенно увеличивая скорость.
Передняя башенка отчаянно поливала из семиствольного гатлинга тяжелыми пулями выбежавшую из-за обломков паровоза плотными группами царскую пехоту. Видимо, нас решили взять на абордаж.
К гатлингу присоединились оба пулемета «Гоч-Лозе» с платформы, строча длинными очередями. Так мы пятились, а враги все прибывали. По всему видать, повезло нам напороться на эшелон, перевозящий целый маршевый батальон из резерва. Это много на нас одних. Основные мои штурмовики зачисткой на левом берегу занимаются да минеров охраняют, которые мост осматривают, решая, как его взорвать сподручней.
Расстояние между вражеской пехотой и нами постепенно увеличивалось. Преследователи остановились, видя, что догнать нас пешим ходом и даже бегом не получается.
Неожиданно для меня застучал задний пулемет с кормового спонсона. Оглянулся — осмелевшие царцы с предмостного разъезда, почуяв подмогу, повылезали из нор и вовсю упражнялись в бесполезной стрельбе по нам из винтовок. Это уже похоже на окружение, мать их за душу… Зажмут так и задавят… и броня не поможет.
Снова бухнуло носовое орудие. В небе родилось белое облачко шрапнельного разрыва. Перелет. Не хватает эффективной дистанции для шрапнели.
— Носовое, лупи фугасными! — закричал я в переговорное устройство. — Кормовое — шрапнелью по разъезду! Заставь их попрятаться.
Поздно для шрапнели — уже подъезжаем. Зато от преследователей оторвались. Да и те после первого порыва особой прыти грудью лезть на пулеметы не выказывают. А пулеметов у нас для них неожиданно оказалось много.
Вахмистр в ухо шипит, подсказывая:
— Командир, шрапнель пора ставить на картечь.
— Отставить шрапнель. Картечь! — кричу в переговорную трубку. В ответ из нее что-то неразборчиво квакает.
Но картечью ударили, насквозь дырявя доски вагонов на разъезде.
Не дожидаясь команды, застучали все бортовые пулеметы, заставив всех врагов снова попрятаться за вагонами.
На абордаж царцы не решились, и мы, лихо пролетев разъезд в обратную сторону, встали в створе ферм моста, как триста спартанцев при Фермопилах. Пока минеры свое дело не сделают, с места не стронусь. Да и маневра у меня никакого не осталось, кроме того, чтобы стоять насмерть. Иначе мост они обратно заберут примитивной атакой в лоб, наплевав на пулеметы. Просто массой задавят.
Мечты, мечты. Где ваша сладость… прокатиться с огоньком по вражеским тылам по железке…
Прокатился…
И трех километров не проехал.
29
Парады кончились, началась война. Пора отрабатывать щедрые авансы и красивую жизнь. А что война не похожа на кино, я понял только сейчас, когда что-то тяжелое со звоном визгливым рикошетом долбануло в борт броневагона, да так, что у всего экипажа заложило уши. До того нас еще пару раз сверху шрапнелью осыпало. Очень похоже по звуку на крупный град по шиферной крыше.
Первыми опомнились канониры носовой башни, которые методично стали класть снаряд за снарядом во что-то, с моего места невидимое, но именно с того борта, в который ударило. Кормовая башня тоже бухнула разок под самым ухом и замолкла. Угла наведения ей не хватает, сообразил я и не стал никого переспрашивать.
Весь вагон уже пропитался тухлым запахом сгоревшего пороха. Читал у кого-то, что это запах боя, который возбуждает и притягивает настоящих мужчин. Но у меня он вызывал в такой концентрации лишь легкую тошноту, и никакого удовольствия.
В смотровые щели командирской башни видно, как над вагонами на разъезде стал лениво подниматься на месте взрывов желтый шимозный дым и робкие первые огоньки поползли лизать дерево обшивки вагонов, добавляя в дымы черного цвета.
Вахмистр открыл люки в полу и усердно крутил под потолком ручку принудительной вентиляции, второй рукой вытирая со лба обильный пот. Ну да, не одному мне страшно подыхать замурованным в этой железной коробке.