Оружейный барон

Маленький танковый паровозик, полоща на ветру белым парламентерским флагом, пыхтя, толкал впереди себя деревянную полуплатформу, на которой стояли мы — три королевских флигель-адъютанта трех родов войск с небольшим венком в руках, отделение гвардейской пехоты с винтовками и трубач. Все в парадных мундирах. Кроме меня — я в черной морской форме. Той, что называется повседневной — брюки с ботинками. Фуражка белая. И рука на перевязи.

Тавор вчера мою униформу привел в относительный порядок. По крайней мере, в люди показаться в ней уже не стыдно. Даже рукав он зашил — криво, но под косынкой особо и не видны грубые швы работы моего денщика. И саму косынку черного шелка он мне где-то достал. Так что я весь из себя раненый, стильный и интересный моряк на сухопутном фронте. Гусь лапчатый…

Проехали форты. И тут я увидел, во что превращается лес, если его в течение года постоянно долбить артиллерией. Просто скопище мертвых кривых столбов. Все горизонтальные ветки давно шрапнелью посбивало. И он страшно черно-серый, мертвый по сравнению с нормальным зеленым лесом. А уж когда туман по земле среди него парит…

Северный форт выглядел еще вполне презентабельно в вычурной фигурной кладке красного кирпича. Но он и дальше вглубь нашей обороны стоит по сравнению с южным фортом, который выглядел очень покоцанным, но все же не в мелкую крошку, как о том сплетничали в Будвице.

Полевое прикрытие форта почти восстановлено, проволоку перед траншеями натягивают солдатики, пользуясь тем, что у нашего врага траур и он в эти дни не воюет.

Паровоз просвистел и немного сбавил ход — мало ли… Но, судя по всему, хотя бы один путь за прошедшее с приснопамятной воздушной бомбардировки время царцы точно отремонтировали, раз сами пользуются.

Не торопясь с траурными свистками, мы подкатили к импровизированному дебаркадеру в самом начале разрушенного разъезда, на котором стоял пахнущий свежей стружкой простой гроб с телом царского фельдмаршала. Стоял по-походному на двух табуретках, по сторонам обложенный импровизированными в полевой обстановке венками.

Нас всех перед миссией заинструктировали дальше некуда и репетировать заставили не раз, кто что делает, прежде чем выпустили к врагам с этим визитом вежливости.

Места на дебаркадере со стороны железных путей нам осталось только-только платформой приткнуться. Остальное занимал короткий состав, который повезет тело покойного фельдмаршала в царскую столицу.

Паровозик устало с шипением выдохнул паром.

Наш трубач пронзительно заиграл сигнал «слушайте все».

На дебаркадере оглянулись на нас даже самые ленивые и нелюбопытные.

С последними нотами выдутыми трубачом из надраенной меди мы — флигель-адъютанты, сошли на дебаркадер. Я налегке как раненый. Здоровые флигельки, у кого обе руки целы, за мной венок несли. Пехота осталась на «нашей территории», потому как вооружена. У нас, адъютантов, только холодное оружие с собой. Но на таких мероприятиях оно по традиции и за оружие тут не считается. Издревле повелось: человек без оружия — человек без чести. А честное оружие только «белое» — холодное.

Толпа царских военных неохотно расступилась, и по этому живому коридору хорошим парадным шагом флигельки от артиллерии и кавалерии торжественно, под долгий траурный гудок паровоза, отнесли венок к скромному гробу. Чеканя шаг и принимая невозможные позы, они в три приема возложили его к ногам фельдмаршала. Балет, да и только. Однако красиво…

Теперь мой выход. Опустившись на одно колено, я здоровой рукой расправил ленту государственных цветов Ольмюца, так что стала всем видна золотая надпись на ней:

«Моему заклятому другу и лучшему врагу фельдмаршалу Смиглу. Покойся с миром. Бисер XVIII».

Встал и отдал воинское приветствие тому, с кем собрался воевать, да не случилось. Флигельки последовали моему примеру.

Трубач только этого и ждал — трижды протяжно и скорбно сыграл «отбой».

И за ним с нашей платформы синхронно разорвал небо троекратный залп из винтовок. Такие вот у нас черлидеры…

После воинского почетного салюта, четко развернувшись, мы ушли обратно на свою платформу.

За все это время никто на дебаркадере не произнес ни слова. С нашей стороны тоже никаких речей не было.

Наш паровозик свистнул, пшикнул по бокам белым паром и неторопливо, сообразно моменту, покатил обратно, приговаривая недовольно чух-чух, чух-чух, чух-чух…

«— У-у-у-у-у-ф! Пронесло, — сказал Чапаев.

— Ага, Василий Иванович, — ответил ему Петька, — меня тоже…»

Поглядел я на два ручных пулемета, что, скрытые от вражеских глаз и уже взведенные, стояли на сошках под бортом платформы.

Хорошо бы сейчас… Такая цель — весь генералитет осадной царской армии в одном месте собран… Да нельзя…

— Выпить ни у кого нет? — спросил я. — Желательно чего-нибудь покрепче.

21