Оружие уравняет всех

– На этом месте, – Николаев указал на пятачок на полу и тут же занял его, – я просил у суда смягчить меру пресечения для моей подзащитной и мое ходатайство было удовлетворено. Ирина Бекатору нарушила закон, но этот факт к делу не имеет отношения. Суд был терпелив ко мне и мягок по отношению к моей подзащитной. Суд показал себя гуманным органом, посчитав, что держать изуродованный труп пятилетней девочки в морге было неоправданно жестоко. В этом случае суд руководствовался не буквой закона, что придает ему человеческое лицо и оправдывает его скоропалительные решения, которые привели к кремированию генного материала.

Нико надолго умолк. Он вдруг вспомнил часть беседы с Вивьен. «Один изверг замучил пять или шесть детенышей. Больше ему не позволило правосудие». – «Чье правосудие?» – спросила она. И он на этот вопрос глазами указал вверх.

Узнает ли Вивьен правду? С одной стороны, ему этого хотелось; к этому подталкивала капля тщеславия. А с другой стороны – зачем? Теперь вряд ли их пути пересекутся. Ничего личного? Ей-то какое до этого дело? Он часто сравнивал Вивьен и Вергельда, находил в них много общего. Вивьен в этом плане отличалась безразличием к тем африканским детям, которым она находила семью во Франции: как сложится их дальнейшая судьба, ее не интересовало, поскольку выходило за рамки устава миссии.

Николаев имел право на отступления. Дело далеко не закрыто, но он выиграл его.

Пожалуй, Нико переборщил с паузой, подумал прокурор, но он не играл на публику – он хорошо изучил адвоката, его почерк. И ему стало жаль Николаева, который превратился в открытую книгу. Нико остро переживает каждый момент. Ему тяжело. Жаль себя, затраченных впустую усилий. Ему тяжело смотреть на свою подзащитную. Ей он не сможет помочь. Ему невыносимо больно видеть в распахнутых настежь дверях двух мужчин, которые держат за руки чернокожую девочку. Ему непонятен ропот, возникший в зале, волнолом голов, развернувшийся к двери. Непонятна реакция Ирины, которая бросается вдруг по проходу навстречу дочери.

Нико, бросив взгляд победителя на прокурора, наконец-то обратился к присяжным заседателям.

– Однажды эту девочку назвали генным материалом. Хотя это, как впоследствии докажет следствие, относилось к другому ребенку, зверски замученному в квартире моей подзащитной.

– Сукин ты сын!.. – бессильно протянул прокурор. – Ты снова сорвал аплодисменты.

Он бросил мимолетный взгляд на судью. Тот едва заметно пожал плечами и, вооружившись молотком, дважды ударил им в подставку и дважды же прохрипел:

– К порядку!..

Глава 26

Московская область

Печку-голландку Катала любовно называл камином. Он закрывал поддувало и открывал топку. Тогда и тяга оставалась хорошей – до настоящего каминного гуденья, но без жара горна, и пыл от горящих поленьев распространялся по всему дому равномерно, мягко.

Каталин сидел на вязаном коврике, скрестив ноги и неотрывно глядя на завораживающие языки пламени; оно поглощало поленья и рождало тепло, выбрасывало через трубу дым и хлопья сажи. Все просто, но в то же время загадочно. А вообще, глядя на огонь, хочется гнать от себя все мысли.

В городе он задержался не больше, чем на неделю. И там часто вспоминал и «коварный вопрос» адвоката Николаева в далеком Фумбане, и свой ответ. Его же слова имели, несомненно, магическое свойство – так хорошие стихи западают в память, не обременяя ее. Наверное, все дело в том, что он рассказывал о своем доме, рассказывал с нескрываемой любовью. Поначалу робкие его слова набирали силу, распускались, как распускаются утром цветы.

Катала улыбнулся. Он повел головой в сторону двуспальной кровати. Покрывало на ней уже теплое, и будет оставаться таким до утра, пока отдает тепло печка. Но если не убрать его, то под ним одеяло и простыня останутся холодными, ледяными, как сильно ни топи печку. Он любил этот странный контраст. С неповторимой улыбкой на лице он откидывал одеяло и ложился в ледяную постель. Накрывался таким же холодным одеялом и, дрожа всем телом, ждал, когда его окутает тепло. И с каждым мгновением дрожь отступала, ее частота становилась все реже, пока не сходила на нет. И он скоро окунется в подзабытое ощущение, а пока…