Оружие уравняет всех

И только сегодня он определился, подходя к планированию более чем взвешенно. Он мог свести к минимуму ошибки только на том объекте, который изучил больше всего, а это аэродром. Так что плясать нужно оттуда.

Он едва сдерживал порыв, приближаясь к зданию диспетчерской службы походкой, которую изучили и запомнили все, включая пилотов и техников. И двух белых охранников, перебросившихся шуткой при виде послушной машины. Не раз и не два он приходил чуть свет и брался за лопату, полировал летную полосу буквально до окрика: «Эй, мы зеркало не заказывали!»

Жевун вышел из роли живого мертвеца и на этом важном этапе операции боялся выдать себя даже блеском глаз. Особенно блеском глаз.

Он прошел в паре метров от боевиков, которые стряхивали пепел на землю, как в урну: аккуратно, следя глазами за падением невесомых хлопьев, – и скрылся за дверью, плотно прикрыв ее за собой. Глянув на приоткрытую дверь диспетчерской, в которой день и ночь горел свет, он прошел коротким коридором в кладовую, где хранился инструмент. Как и в предыдущие дни, он пошел за лопатой. Но сегодня он взял не совковую «полуторку» с плоским основанием, а штыковую. Уперев черенок в пол, он примерился и резким ударом ноги сломал рукоятку, сократив ее до удобной длины армейской лопатки. То же самое проделал и со второй. Не мешкая, покинул кладовку и вышел на свежий воздух.

Охранники посмотрели на него и переглянулись. Тот, что повыше, покрутил у виска пальцем. И опустил руку. Руки у Жевуна были опущены, в каждой руке по лопате. Он без замаха, мысленно зафиксировав место попадания, выбросил руку вперед и в крайней точке расслабил пальцы, давая полету орудия непогрешимо точное направление. Сталь со свистом рассекла воздух и на полштыка увязла в горле охранника. Его товарищ застыл, как столб, пустив слюну. Он стоял к Жевуну вполоборота, что не позволило ему атаковать в том же стиле. Но преимущества ему хватило за глаза. Пользуясь ступором противника, Жевун быстро сократил до него расстояние и, когда тот повернул к нему голову, одновременно взяв наизготовку автомат, обрушил на него рассекающий удар. Когда лезвие лопаты вонзилось ему голову, на землю опустился первый охранник. Потом и ноги второго подкосились, и он, тяжело ударившись коленями, завалился на бок.

Жевун бросил взгляд на самолет, стоящий в ста метрах от здания диспетчерской службы. Эта пятидесятиметровая машина была красива именно под утро, когда естественный свет касался ее бортов, а с ним перекликался едва различимый свет из иллюминаторов. Создавалась полная иллюзия полета под восходящими лучами солнца.

У Жевуна все было готово к этой акции. Он вернулся в здание и в конце служебного помещения вдруг столкнулся с еще одним стражем, на этот раз чернокожим. До него было метров пять, и Жевун, нарастив скорость, с ходу ударил его ногой в голову. Тот отлетел к металлической лестнице, ведущей на крышу, и раскроил себе череп. Одним противником меньше, но Жевуну от этого было не легче. Он нашумел, автоматически поднимая на ноги весь личный состав лагеря.

Где-то позади хлопнула дверь. Живнов освободил боевика от автомата и запасных магазинов и, ловко перебирая руками и ногами, быстро взобрался на самый верх по лестнице, заканчивающейся короткой площадкой. Откинув крышку люка, он вылез на крышу и связался по телефону с Нико.

– Я нашумел, – коротко доложил он. – Держу диспетчерскую.

«Голову бередит схема: здание диспетчерской и я наверху, как на вышке, с этой винтовкой держу подступы к самолету».

Он бросал товарищей в самую гущу боя, а Нико конкретно – в давно подзабытую атмосферу.

– Наслаждайся, – добавил он. И Нико на том конце провода не сразу сообразил, что имел в виду его подчиненный.

Вергельд на ходу решал нехитрую комбинацию; но даже задача с двумя неизвестными требовала времени, не говоря уже о знаниях. Однажды Юлий акцентировал, а потом часто произносил позорное слово «донос», теперь же мусолил не менее позорное «лазутчик». Несколько лет назад он преподал одному человеку хороший урок, получится ли повторить результат?

Жевун имел поддержку. Но в лице кого? Неужели три человека рискнули напасть на его лагерь? Они работают на контору, и никто, если он в здравом уме, не позволит подчиненным проводить силовую акцию, не имея численного перевеса и обоснованного плана действий. Ни того, ни другого у Николаева нет. Что двигало им? Безысходность? А может, самонадеянность?

Теперь Вергельд, гоняя желваки, докопался до истины и отдал Нико должное: он разыграл красивую комбинацию с чернокожей девочкой и «Миссией Вивьен», подставляя последнюю. Даже он, Вергельд, изучивший все виды и запахи провокаций, не сумел распознать ее. Он понимал, что до осады далеко – пока что ему досаждают три человека, пусть их будет пять, десять, а вдруг больше? Он, ожегшись один раз, теперь был вынужден дуть на воду. И с каждым мгновением температура поднималась: больше ста, больше ста пятидесяти, но такого не может быть. А вдруг?

– Суки! – выругался он.