Оружие Вёльвы

Снефрид торжествующе улыбнулась и расправила плечи. Эйрик жадно, с неприкрытым любопытством разглядывал ее лицо, и в глазах его проступало восхищение, смешанное с потрясением. У нее было именно такое лицо, какое положено иметь норнам, дисам, валькириям и богиням – строгое, уверенное, но при этом маняще-прекрасное. Казалось, встреть он ее где угодно – сразу понял бы, что это не простая женщина. Правильные, хотя и жестковатые черты, слегка изогнутые светлые брови, нежный румянец на белой коже продолговатого лица. Маленькая горбинка на прямом носу придает чертам изящества. Взгляд серебристых глаз решительный и твердый, в нем чудится холод клинка, но от вида ярких губ охватывает жар. Она словно бы намеренно отталкивает, но от этого к ней сильнее влечет. Губы сложены строго, но мерещится в них тень насмешливой улыбки; глаза пристально прищурены, но на дне их таится лукавый вызов. Бесконечно можно смотреть в эти черты, в эти глаза, пытаясь разгадать тайну ее благосклонности. Такая красота может быть рождена только на небе; к ней боязно приблизиться и невозможно ее покинуть.

Но его вирд-кона оказалась не просто красивой. Женщина, принимавшая его при рождении, стала выглядеть так, будто моложе его на несколько лет.

– Какие у тебя глаза… – На миг Эйрик зажмурился. – Никогда таких не видел.

– Тебе известно, должно быть, что норны не одинаковы родом: есть рожденные от асов, есть от альвов, темных и светлых. Я рождена от светлых альвов, и это выдают мои глаза. Дай мне пройти.

Снефрид обогнула его на камне и прошла к соснам, где лежала ее одежда и стоял короб. Мьёлль уже достала все то, что Снефрид собиралась надеть, и сидела под другой сосной, отвернувшись. Она увидела Эйрика тогда же, когда он увидел Снефрид, но что она могла сделать?

– Я же тебя предупредила: этой ночью случится нечто особенное, – Снефрид обернулась к Эйрику, который шел за нею, как привязанный, не сводя зачарованных глаз с ее обнаженных белых ног, видных ему на всю длину.

Лицо у него было каменное и потрясенное разом, и Снефрид едва не засмеялась. А почему бы ей и не смеяться? Вирд-кона Эйрика обладает довольно веселым нравом, зачем это от него скрывать?

– И велела тебе сохранять присутствие духа! – продолжала выговаривать она. – Но следить за мной не велела! Как ты сюда попал, Эйрик конунг? Ты мне все испортил – я собиралась явиться молодой красоткой в лучшем наряде, сразу перед тобой и всей дружиной, чтобы люди онемели и только хлопали глазами.

– Я онемел… – прохрипел Эйрик.

Никакой самый роскошный наряд не мог бы потрясти больше, чем его полное отсутствие.

Снефрид стояла перед Эйриком, непринужденно придерживая на себе рубашку и делая вид, что ее не заботит, много ли ему видно. Судя по его лицу – достаточно много, чтобы сбить с толку. Собственной сорочкой, если собираешься использовать ее как полотенце, нельзя обернуться целиком, от плеч до бедер. Часть живота осталась на виду, и взгляд Эйрика все время тянуло туда.

– Я думал, – он сглотнул, – я подумал, тут чужое место… Люди… я их не знаю. А тебя… я должен оберегать.

– Это я должна оберегать тебя, Эйрик конунг! Для этого я последовала за тобой. Но раз твоя судьба начинает новую нить, мне нужно было изменить облик. В прежнем виде я не слишком-то годилась тебе в спутницы. Люди, пожалуй, стали бы смеяться, что-де Эйрик конунг отправился на войну, держась за подол своей старой няньки. Я смыла с себя двадцать пять лет, и теперь мне всего лишь двадцать четыре. Что скажешь – я уже не так бледна и морщиниста?

Слишком полно вообразив себя своей теткой, Снефрид испытывала неподдельное ликование от того, что теперь не уступает Эйрику молодостью и привлекательностью. Но разуму Хравнхильд было почти пятьдесят, за ее посвежевшими белыми плечами оставался жизненный опыт и привычка делать что хочешь, ни перед кем не держа ответ. Она была бы горда и счастлива, что может предстать перед ним такой прекрасной; способность внушать желание не пугает ее, а беспредельно радует. Да ведь Хравнхильд, – Снефрид пришла в ужас от этой молнией сверкнувшей мысли, – пожелала бы соблазнить Эйрика, прямо сейчас, чтобы обновить свое молодое тело, как новое платье.

– Ну как – нравится?

Снефрид бросила сорочку на землю и победоносно улыбнулась, глядя, как у него раскрылись глаза.

Ответить ей он не мог – пересохло в горле, все слова забылись.

– Привыкай, – добавила она, не дождавшись ответа. – Нам ведь какое-то время придется провести вместе.

– Хоть всю жизнь… – пробормотал Эйрик, скользя взглядом по ее телу.

На лице его был написан порыв вожделения, но робость перед мощью колдовства мешал дать ему волю – без приглашения. Он всей душой верил, что видел, как пожилая женщина превратилась сначала в лебедя, а потом в молодую женщину. Его потрясенные глаза это помнили, и даже если бы Снефрид сейчас рассказал ему всю правду, он был ей не поверил.

Снефрид охватило воодушевление. Вот как бывает, когда на тебя смотрят, как на богиню!