В это время у него за спиной мелькнуло движение; Снефрид не успел увидеть, кто там, но тут же убийца повалился на мостки лицом вниз – мало что не ей на колени. Хлынула потоком кровь из разрубленной шеи, марая ее подол, у Снефрид перехватило дыхание и она резко замолчала – и только тут осознала, что все это время вопила не переставая.
У нее на глазах какой-то бородач опустил окровавленный меч. Кажется, она уже видела эти продолговатые глаза под ровными черными бровями, жесткие скулы, впалые щеки; сейчас это лицо было искажено яростью и от этого, словно от широкой улыбки, на правой щеке образовалось заметное углубление. Но в эти мгновения Снефрид не могла вспомнить даже собственное имя.
– Госпожа! – Возле нее упал на колени Лунан, весь дрожа. – Ты живая?
– Не бойся, госпожа! – Свирепый бородач отдал окровавленный меч кому-то позади себя и бережно поднял Снефрид на руки. – Это я, Лейви Рокот. Я твой друг. Не бойся, с этим гадом уже все. Сейчас я тебя отнесу в дом. Сильно болит?
Эйрик лежал, подумывая, не пора ли и ему вставать, как его чуткий слух различил за дощатой перегородкой, в гриде, непривычную суету. Беготня, крики. Но едва он поднял голову, как дверь спального чулана рывком распахнулась и перед ним предстал полуголый Альрек – с возбужденным видом и вытаращенными глазами.
– Лежишь? Снефрид чуть не убили!
Эйрик рывком поднялся. Он различил имя Снефрид и слово «убили», и внутри все оцепенело от страха. Ее смерть будет и его смертью…
– Она жива? – Он подался к брату.
– Жива вроде, – тот на всякий случай попятился. – Но ранена сильно.
Эйрик схватил с ларя свои штаны и стал совать ноги в штанины, от торопливости путаясь. Едва завязав гашник, выскочил в теплый покой.
– Где она?
– Там, конунг! – сразу множество рук показали ему налево. – К женщинам понесли.
Не решаясь соваться в спальный чулан к конунгу, Лейви Рокот отнес Снефрид в женский покой. Все рабыни уже давно встали и разошлись, кто к скотине, кто в поварню, и Лейви уложил Снефрид на первый попавшийся неубранный тюфяк. Тут же в покой ворвалась Мьёлль, застигнутая в поварне вестью, что «госпожу зарезали», за нею бежали еще несколько женщин. Оставив Снефрид на них, Лейви вышел.
От вида Снефрид женщины пришли было в ужас – вся левая половина ее тела была залита кровью, на боку поверх одежды виднелся разрез, такой длинный, что, казалось, сейчас все внутренности вывалятся наружу. Однако Мьёлль, хоть и оледенела от ужаса, сумела не потерять самообладания.
– Ножницы!
Чьи-то дрожащие руки подали ей ножницы. Она разрезала хенгерок, потом сорочку, так чтобы можно было осмотреть рану.
– Тряпку чистую! Воды!
Мьёлль смывала тряпкой кровь, когда некая сила раздвинула толпившихся у нее за спиной женщин и над нею навис полуголый Эйрик. Сперва он тоже вздрогнул от обилия крови на одежде и на тюфяке, но как раз в это время стала видна рана, и у него отлегло от сердца. Клинок рассек мышцы на ребрах, но внутрь тела не проник.
– Пусти!
Отодвинув Мьёлль, Эйрик сам осмотрел рану. В этом он разбирался лучше любой женщины.
– Это надо шить. Бегите найдите Бьярта Березу, он лучше всех умеет.
– У меня есть… иголка… серебряная… – кривясь от боли, прохрипела Снефрид. – Пусть… Мьёлль найдет. И возьмите берестяную мазь, лапчатку и змеиный корень, у Олава есть…
Ей было трудно говорить не только от боли: голос у нее оказался напрочь сорван, и теперь она могла только хрипло шептать.
Эйрик наконец перевел дух и ободряюще сжал руку Снефрид, другой рукой прижимая к ее ране сложенное полотенце. Рана, хоть и длинная, жизни не угрожала. И, когда страх за ее жизнь перестал его отвлекать, он почувствовал, как внутри поднимается ярость. Та самая ярость, что способна сносить все на своем пути. У него дрогнули ноздри; на миг лицо окаменело, в глазах исчез смысл… Вот-вот это лицо исказится и станет страшным, как лесной пожар…
Но тут Эйрик взял себя в руки. Тому способствовал и вид Снефрид – Эйрик помнил, что сейчас ему никак нельзя приходить в ярость, это убьет его. Отвернувшись, он глубоко дышал, с усилием подавляя порыв.
Овладев собой, он вышел. Навстречу ему шел Бьярт Береза, лучший в дружине лекарь. Кивнув ему на дверь, Эйрик взглянул на толпившихся перед ним хирдманов.
– Кто это сделал?
– Тот самый раб, что приехал с молодой госпожой Сигню, – ответил ему Торгрим, сам в большом смятении и тревоге от чувства своей вины. – Конунг, я сам его обыскивал. И его, и их пожитки. У него не было этого ножа. И из наших никто его не признал.
– И где он?
– Во дворе валяется, где все случилось. Лейви Рокот его зарубил.
– А девка где?
Торгрим показал на кладовую, где лежал Олав. Эйрик прошел туда.