Оружие Вёльвы

– Снеф, дорогая! – Отец накрыл ее руку своей. – Когда он умер, тебе не было двух лет. И тебя никогда не возили туда в это время. При его жизни – ни разу.

– Но я же помню… – Снефрид растерялась. – Я помню их дом с самого раннего…

– Мать стала брать тебя туда, когда скончалась твоя бабка Лауга. Тебе тогда было уже около четырех лет.

– Но что же… я придумала это? – Снефрид ничего не понимала. – Клянусь, я не выдумываю! Я помню, как я сидела одна у очага, мать и Хравнхильд были где-то вне дома, и я увидела напротив старика… И когда я увидела его здесь у нас, я сразу его узнала! Если бы я его не видела раньше, как бы я догадалась, кто это? Приснился он мне, что ли?

– Я этому вижу только одно объяснение, – помолчав, с неохотой сказал Асбранд. – И в тот первый раз… ты увидела его… он явился тебе уже после смерти. Во сне или наяву – не важно. А тебе было около четырех лет. Может быть, это было в самый первый раз, как Хравнхильд осталась в доме одна и твоя мать повезла тебя туда, чтобы ее подбодрить.

– И мне явился мертвец? – в изумлении Снефрид даже привстала. – Но я даже не испугалась!

– Ты была слишком мала. Ты не знала, что дед умер, и не удивилась, увидев его. И не знала, как он выглядел.

– Пожалуй… да, – вынуждена была согласиться Снефрид.

Для маленького ребенка мир еще окутан туманом, он знает мало и не уверен даже в том, что знает, поэтому ничему не удивляется. Она тогда знала, что у нее имелся какой-то дед, отец матери, но не могла бы точно сказать, жив он или умер, то есть присутствует ли в мире, где вещи и людей можно потрогать, или… где-то в отдалении, как все воображаемое. Если четырехлетняя девочка и знала, что «дедушка умер», то, увидев его перед собой, просто решилась, что ошиблась или не совсем верно поняла, что значит «умер».

– Но почему ты раньше мне не говорил, что я не могла его видеть?

– Я не знал, что ты его видела.

– Не знал?

– Ты мне не говорила.

– Я думала, ты знаешь!

– Откуда я мог знать?

– Мама разве тебе не сказала?

Опять же, как это свойственно маленьким детям, Снефрид думала, что родители знают все. Ни разу за всю ее взрослую жизнь ей не пришло в голову рассказывать отцу о той встрече, поэтому она и не знала раньше, что при жизни деда ни разу не была в Каменистом Озере.

– А зачем ему понадобилось мне показываться? Тогда он мне вроде бы ничего не говорил.

– Ты сказала, он дал тебе «жезл вёльвы». Иначе «веретено вещих жен».

– Это был жезл вёльвы? Та бронзовая палочка?

– По описанию похоже. Ты разве больше никогда его не видела?

– Нет. Это ведь тот самый жезл… ну, который Хравнхильд хочет мне отдать. Оставить, когда умрет. Она хочет, чтобы я взяла его и стала вирд-коной вместо нее. Хочет передать мне нить судьбы своего питомца, сына Алов. Но я не хочу его брать и не желаю даже смотреть…

Снефрид осеклась. Вся ее решимость вдруг испарилась от простой мысли: да ведь она уже взяла этот жезл. Маленькой девочкой, понятия не имея, что это такое и на что ее обрекает. А дал ей это судьбоносное орудие уже покойный дед-колдун, нарочно ради этого вылезший из могилы…

В растерянности она посмотрела на свои руки. «И руки целящие даруйте мне…» Она вылечила отца от хвори, которая должна была его сгубить. Прогнала старого Хравна. Только ради этого на многое можно было пойти…

Но выходит, что судьба ее была решена много лет назад, еще в то время, когда она по малолетству неспособна была понимать и решать. «Жезл вёльвы» остался у Хравнхильд, но некая часть живущей в нем силы осталась у Снефрид.

И как теперь от нее избавиться?

Глава 4

Изгнание обратно под землю изрядно разозлило старого Хравна: уже назавтра погода испортилась. Похолодало, несколько дней валил снег, так что все горы и долины оказались засыпаны, лишь ели да большие камни проглядывали сквозь белый покров. Глядя на это, Снефрид отказалась от возникшей было мысли повидаться с теткой и попробовать что-то выяснить насчет появления Хравна и «жезла вёльвы». Помимо воли она все прочнее утверждалась в мысли, что Хравнхильд была права во всех своих предсказаниях, но ей вовсе не хотелось окончательно убедиться в этом. От этого начинало казаться, что ее родной дом, отец, привычные окрестности, весь устоявшийся уклад ее жизни – только сон, который разрушит первый легкий звук. А что кроется за ним? В каком мире ей придется открыть глаза?

В такие дни мало кто высовывался из дома, жизнь в округе замерла. «Только девы ётунов в эту пору носятся на лыжах по долинам, и тебе не стоит им попадаться!» – говорили матери детям, если те просились погулять. Луна шла на убыль, и даже когда ей удавалось прорваться сквозь облака и глянуть, что делается внизу, она могла смотреть лишь одним глазом, и света земле давала немного.