Читаем «Осада человека». Записки Ольги Фрейденберг как мифополитическая теория сталинизма полностью

Так рассуждает Фрейденберг в преддверии очередного рокового заседания – проработки учебника Тронского, которое ей как заведующей кафедрой предстоит вести.

В этот напряженный момент она переводит свое повествование в другой план – анализ сталинской «системы». Она рассуждает о структуре институционального авторитета: «…за Тронским стояла Вулих, а за Вулих – он, за ним Дементьев, за Дементьевым – горком партии, за горкомом – ЦК, за ЦК – Сталин» (XXXII: I, 39).

Отвлекшись от интриг на кафедре, она выстраивает цепь, которая ведет от филологического факультета лично к Сталину. Описав эту великую цепь власти, Фрейденберг обращается к смыслу того, что она называет «интриги», а затем переходит к «государственной системе» и ее воздействию на тело человека, обвиняя во всем именно власть:

В этом-то и была вся суть. Интриги всегда были и будут. Но тут дело не в интригах, а в государственной системе, которая везде, во всех учреждениях, насаждала и грозно проводила наускиванье друг на друга, стравливанье, разложение всякого дела, «психические атаки» и удары по человеческим нервам и мозгу (XXXII: I, 39).

Положение было безнадежным: «Как вырваться из этой системы? Никак» (XXXII: I, 40).

В этой перспективе навязчивые описания «интриг» (или «склок») – конфликтов между коллегами вокруг учебника, защит диссертаций или заведования кафедрой – оказывались частью широких социально-политических обобщений. Переводя фамилии своих врагов в форму множественного пейоративного числа, Фрейденберг обращает повествование об академических склоках и интригах в символическое свидетельство о работе сталинского государства:

Бердниковы и Дементьевы, Вулихи и Шаровы61 были символическими фигурами, отражавшими сталинскую систему. Везде и всюду обстановка работы была одна и та же (XXXII: I, 44).

Установив общий принцип – описание интриг представляет собой не автобиографический акт, а социально-исторический, – Фрейденберг вновь обращается к событиям на кафедре.

Идет подготовка к «обсуждению» учебника Тронского, причем Фрейденберг полагает, что представители партийных организаций (парторг кафедры Вулих и стоявший за ней Дементьев, представитель райкома партии) готовят оправдание учебника, извиняя даже и ссылки на Веселовского. Она описывает свое выступление на собрании, которое состоялось (как пишет Фрейденберг) 11 ноября 1948 года (XXXII: 3, 62): выступила «очень корректно», сказав, однако, все, «что хотела». Она обосновала, почему методология Тронского (и других членов кафедры) «неприемлема» для нее как ученого:

Своих воззрений я никому не навязываю. Наши расхождения во взглядах – естественное и здоровое явление науки. <…> Мое личное отношенье к плоскостной эволюционной методологии Тронского осталось бы при мне, если б он не взял на себя весной роли моего научного судьи и цензора. При столкновении, в острый политический момент, наших личных взглядов, в обстановке нападения на меня, я считала возможным высказать мое несогласие с проф. Тронским. Тогда я сделала это в резкой форме, назвав метод учебника порочным, а нападки проф. Тронского – диктатом, которому я не желаю подчиняться. Он тогда допек меня (смех). Сегодня я могу сказать то же самое в корректной и товарищеской форме (XXXII: 3, 64–65).

Судя по этому описанию, Фрейденберг кажется, что ее сложная стратегия удалась, и она сохранила и свою научную «честь», и «чувство правды»:

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное