Осада, или Шахматы со смертью

Улица Вьенто, внезапно и ошеломленно вспоминает он. Там, в патио заброшенного дома, где было обнаружено тело предыдущей жертвы, он впервые испытал это смутное чувство. Эту совершенно непреложную уверенность в том, что в определенном месте и в должное время воздух поменял свои свойства, словно этот участок улицы чем-то отличается от всех прочих и обладает какими-то разительными особенностями. Словно он накрыт стеклянным колоколом, отделяющим его от всего, что вокруг, и выкачавшим из него весь воздух. Участок абсолютного вакуума. Комиссар, пораженный своим открытием, делает еще несколько шагов наугад, стараясь попасть туда, где был прежде. И наконец неподалеку от трупа, в вершине прямого угла, образующего улицу, снова чувствует — да, он опять оказался в этом ни на что не похожем, зловещем пространстве, где воздух неподвижен, все звуки приглушены и отдалены и даже температура кажется иной. Вакуум затрагивает и все пять чувств. Ощущение длится лишь миг и развеивается. Но этого достаточно, чтобы вся шерсть на теле встала дыбом.

11

От задувших в последние дни западных ветров закаты стали пасмурны. В считаные минуты небо из алого становится сперва синевато-серым, а потом — черным, и, пока играют вечернюю зорю на кораблях, их неподвижные силуэты успевают исчезнуть во тьме. Первые ночные часы сочатся преждевременной нетерпеливой сыростью, от которой покрываются изморосью решетки на окнах, каменные торцы мостовой делаются скользкими и поблескивают в призрачном свете единственного масляного фонаря на углу улиц Балуарте и Сан-Франсиско. И он не разгоняет мрак — он наводит страх, как тусклая лампадка над дарохранительницей в угрюмой пустоте церкви.

— И не думай даже, я тебя одну не отпущу… Сантос, где ты там?

— К вашим услугам, донья Лолита.

— Возьми фонарь и проводи сеньору.

В воротах, тонущих в темноте, Лолита Пальма — шерстяная мантилья на плечах, волосы собраны и скручены узлом на затылке — прощается с Куррой Вильчес. Подруга возражает, твердя, что ничего с нею не сделается, распрекрасным образом может пройти сто с чем-то шагов до своего дома на Педро-Конде, напротив таможни. В ее годы да в Кадисе можно обойтись без веера мух отгонять. Что ты выдумала, Лолита? Глупости какие.

— Отвяжись, прошу тебя! Уймись! — говорит она, поднимая широкий воротник плаща. — И оставь в покое бедного Сантоса, пусть доужинает.

— Слышать ничего не хочу. Молчи и повинуйся. В такую поздноту дамочки одни не разгуливают.

— Говорю тебе: отстань!

— А вот не отстану! Сантос! Где ты там?

Курра пытается настаивать на своем, однако Лолита непреклонна: уже поздно, а слухи о том, что в городе будто бы убивают женщин, вселяют тревогу. Ты у нас, конечно, неустрашимая дева-воительница, истинная маха, но все же рисковать не стоит. Власти твердят, что все это досужие выдумки и вздор, газеты помалкивают, но ведь Кадис весь — как один двор, где судачат кумушки-соседки: здесь уверяют, что убийства происходят на самом деле, что преступников пока не нашли и что, невзирая на свободу печати, газеты под предлогом военного положения подвергаются цензуре, чтобы не будоражили население зловещими новостями. И это всякий знает.

Возвращается предшествуемый колеблющимся светом фонаря старый Сантос, и Курра Вильчес наконец внимает голосу разума. Она провела у Лолиты почти целый день, в меру сил помогая подруге. Сегодня — последний день месяца, и по традиции все конторы и магазины кадисских торговых домов открыты до полуночи, так же как меняльные лавки и отделения банков, магазины, торгующие товаром из заморских провинций, представительства фрахтовщиков и арматоров — подводят баланс. По привычке, унаследованной еще от покойного отца, Лолита всю вторую половину дня поверяла счета, приготовленные служащими фирмы «Пальма и сыновья», меж тем как Курра взяла на себя ее домашние дела и опекала мать.

— Знаешь, для своего состояния она вполне прилично держится…

— Я тебя умоляю, отправляйся наконец! Тебя муж заждался с ужином.

— Муж? — Курра упирает руки в боки. — Муж вроде тебя и прочих деловых людей — сидит, по макушку закопавшись в конторские книги и в коммерческую корреспонденцию. И на кой черт я ему сдалась? Сегодня — идеальный день, чтобы закрутить романчик. Последнего числа каждого месяца замужних дам города Кадиса обуревают искушения. Каждый исповедник должен бы проявить понимание…

— Ну что ты несешь? — смеется Лолита. — Ты не Курра, а Дура Вильчес.

— Вольно же тебе так пошло толковать мои слова! Но и в самом деле — врачи должны бы прописывать в такие дни гренадерского поручика, лейтенанта морской пехоты или что-то в том же роде. Тех, кто ни бельмеса не смыслит ни в двойной бухгалтерии, ни в котировках валют… Но когда проходят на расстоянии пистолетного выстрела, у дам теснит в груди и хочется обмахнуться веером… Особенно когда… усы вот такие… и рейтузы в обтяжку…

— Уймись, Курра!