Осада, или Шахматы со смертью

Капитан Лобо продолжает путь. Но теперь душа его полнится угрюмой горечью, которая неизбежно охватывает всякого, не понаслышке знакомого с превратностями «боя и похода», при виде другого моряка, влачащего убогую жизнь калеки. Но над жалостью и состраданием одерживает верх тревога за собственное будущее. За свою судьбу, которую превратности ремесла в любой миг способны сломать, пронизать пулей или осколком, перешибить обломком реи. Его мучительно гнетет острое осознание своей уязвимости, с которой время и удача — или неудача — ведут неторопливую игру, и в любую минуту партия может окончиться тем, что его, превращенного в жалкий отброс, вышвырнет на берег, в точности так, как выносит прибой на прибрежный песок обломки кораблекрушения. Кто поручится, что когда-нибудь и он, Пепе Лобо, не окажется в таком положении, думает капитан, удаляясь от нищего. И тотчас усилием воли приказывает себе больше об этом не думать.

В этот миг его взору предстает Лолита Пальма в черной тафте и с шалью на плечах — натягивая перчатки, с зонтиком под мышкой хозяйка выходит из дверей книжкой лавки вместе с горничной Мари-Пас, которая несет какие-то свертки и пакеты. Эту встречу никак нельзя назвать случайной. Капитан поджидает Лолиту уже полчаса — с тех пор, как покинул контору дона Эмилио в квартале Палильеро. Минуту назад он побывал в доме на улице Балуарте, и дворецкий, сообщив, что не знает, когда вернется хозяйка, направил его сюда. Сеньора Пальма собиралась в Ботанический сад, а потом в книжные лавки на Сан-Агустине или Сан-Франсиско.

— Какая неожиданность, капитан!

Она хорошо выглядит, отмечает тот. Такой я ее запомнил. Кожа еще не утратила упругой и мягкой свежести, лицо по-прежнему хорошо очерчено, глаза безмятежно спокойны. Голова непокрыта. Никаких украшений, кроме жемчужного ожерелья и простых серебряных серег. Собранные в узел волосы сколоты перламутровым гребнем. На плечах лежит турецкая шаль из тонкой шерсти — красные цветы по черному полю. Все это изысканно гармонирует со строгим черным платьем, туго перехваченным в тонкой талии. Кадисская порода, внутренне усмехаясь, говорит себе Пепе Лобо, сеньора с головы до пят. За милю узнаешь. Две с половиной — или сколько там: капитан в этих вопросах подкован не так, как в судовождении — тысячи лет истории даром не прошли ни для города, ни для его обитательниц. И разумеется, для Лолиты Пальмы — тоже.

— Добро пожаловать на берег.

Пепе Лобо снимает шляпу и объясняет, почему оказался здесь. Необходимо сегодня же утром уладить кое-какие формальности, и дон Эмилио просил его сперва проконсультироваться с нею. Он готов проводить ее до конторы. Или же явиться, когда будет назначено. Покуда капитан произносит все это, Лолита, запрокинув голову, смотрит в серое небо.

— Поговорим сейчас, если не возражаете. Пока не полило… В этот час я обычно прогуливаюсь.

Лолита, отправив горничную домой, глядит на моряка с таким видом, будто ждет, что с этой минуты решения должен будет принимать он. Поколебавшись немного, Пепе Лобо предлагает на выбор — ближайшая кондитерская или улица Камино, выводящая на Аламеду, крепостные стены и море.

— Предпочитаю Аламеду, — говорит Лолита.

Капитан, надевая шляпу, кивает, но — не без растерянности, которая одновременно и злит, и забавляет его самого. Тем, что голос внезапно стал хриплым. Тем, что мурашки пробежали по коже. В его-то годы! Никогда прежде не робел он даже перед самыми распрекрасными дамами. И его это неприятно удивляет. Спокойствие в устремленных на него глазах, безмятежная уверенность, с которой держится эта женщина — хозяйка, старший партнер, повторяет он себе дважды, выдерживая этот взгляд, — вызывает у него какое-то странное, блаженно-расслабляющее чувство сообщничества с нею. Ощущение проникнутой теплом близости — такой, что, кажется, можно совершенно естественно и просто протянуть руку и прикоснуться к ее шее, почувствовать под пальцами биение жилки, нежную прохладу кожи. Расхохотавшись про себя — причем показалось на миг, будто ее взгляд на миг сделался пытливо-вопрошающим, так что капитан даже подумал, не проступили ли этот смех и эта мысль у него на лице, — он дождался, пока эти неуместные мысли, отогнанные здравым смыслом, не отдрейфуют прочь.

— Вы в самом деле не против прогуляться, капитан?

— Совсем не против. С радостью.