Осада, или Шахматы со смертью

— Не думаю. По моему мнению, отказ от дуэли — признак не отваги, а бесстыдства. Для таких, как он, понятие чести — звук пустой. Боюсь, это поступок в духе времени. И нашего, и того, что наступает.

В двух с лишним тысячах туазов от них другой капитан — Симон Дефоссё — в наброшенной на плечи шинели приник правым глазом к ахроматической подзорной трубе «Доллонд», наблюдая за ярко освещенным дворцом, где британский посол дает прием. Благодаря голубиной почте и сведениям, из уст в уста передаваемым моряками и контрабандистами, артиллерист знает, что сегодня вечером лорд Уэлсли, командование англо-испанских сил и весь кадисский бомонд соберутся отпраздновать неудачу, постигшую французов под Чикланой. Могучая оптика позволяет Дефоссё легко отыскать здание дворца — тем более что яркое, даже, пожалуй, вызывающе яркое сияние освещенных окон выделяется на темном фоне крепостных стен, идущих вдоль берега моря, где в слабом лунном свечении смутно чернеют очертания кораблей на якорях.

— Три и пять десятых будет в самый раз… Возвышение сорок четыре… Бертольди, прошу тебя, будь умницей, расстарайся, положи бомбочку…

Лейтенант Бертольди, который с таблицами поправок, освещенными маленьким глухим фонарем, сидел подле него на зарядном ящике, встает и по деревянной лестнице спускается к редуту, где в пламени факелов, установленных по другую сторону вала, чернеет исполинская цилиндрическая туша «Фанфана». Десятидюймовое жерло наведено на цель и ждет последних поправок их-то и несет сейчас прислуге Бертольди. Оторвавшись от окуляра, Дефоссё задирает голову к небу, к белому пятну на черном небе — там, над наблюдательным пунктом, полощется на мачте «рукав», указывая на правление ветра. Хлоп… хлоп… — доносится оттуда. Ветер относительно слаб. Последний замер определил: юго-юго-восточный, умеренный. Оттого-то, чтоб компенсировать боковой снос, и приняли поправку на три целых пять десятых градуса левей. Разумеется, бывало и хуже, и все же сегодня природа могла бы расщедриться, а уж если воображать себе идеальные условия для стрельбы, думая о которых артиллерист в предвкушении потирает руки, — послать восточно-юго-восточный ветер, да не порывами, а сильный, ровный, постоянный. Вот это истинный подарок бога Марса: тогда и прямые — прямы, и параболы почти идеальны, и поправка берется всего лишь на ноль целых сколько-то там сотых. Вот оно, артиллерийское счастье, вот оно, пиршество пороха и огня. Вот она, незамутненная чистота блаженства. Ибо такой ветерок добавит несколько драгоценных туазов дальности, не собьет летящий через бухту снаряд с верной траектории. А дальность и траектория — суть показатели, которые Дефоссё, артиллерист пусть не присяжный, но до мозга костей, стремится как можно сильней приблизить к расчетным всегда, а уж сегодня, когда они могут прибавить к гостям британского посла еще и бомбу, — особенно. Вот тем и заняты были капитан и его люди с десяти вечера. Оттого и не ужинали. Наводили.

В последний раз глянув в окуляр, Дефоссё спустился к редуту. Там, за земляным валом-насыпью, защищающим орудия, 10-дюймовой гаубице системы Вильянтруа-Рюти выделено особое место — просторная квадратная орудийная траншея, а в центре ее на огромном лафете, на кованые колеса которого пошел 7371 фунт бронзы, и стоит эта устрашающая махина, приподняв и уставив ствол на Кадис согласно данным, которые лейтенант Бертольди сию минуту сообщил канонирам. При свете факелов видно, какие у них небритые, с темными подглазьями, воспаленные от недосыпа лица. Их одиннадцать — сержант, два капрала и восемь рядовых. Все они, включая и унтер-офицера — ворчливого усатого овернца по имени Лабиш, одеты кое-как и с вопиющими нарушениями уставного порядка: на головах колпаки, какие носят вне строя, в казарме, грязные шинели расстегнуты, гамаши вывожены в глине. В отличие от офицеров, которые могут ночевать вне расположения или радоваться жизни в Пуэрто-Реале и в Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария, «Фанфановы ребята» день и ночь возятся здесь, как кроты, меж траншей, барбетов и брустверов и спят под дощатыми накатами, засыпанными землей для защиты от неприятельского огня с перешейка — из испанского передового форта в Пунталесе.

— Еще минуточку потерпите, мой капитан, — говорит Бертольди. — И будем готовы.