Осада (СИ)

Только тут дело дошло до Кондрата, доселе недвижно стоявшего у входа в храм, напротив колодца, и разглядывавшего происходящее совершенно отключившись от него, словно он тоже телезритель, жаждущий новой порции смертей и страхов. Словно их мало было в реальной жизни, или в реальности они оказывались не столь значительными, как в голубом экране.  Ведь мир теперь познавался через плоскую грань ящика, вещавшего о мелочах и о главном в жизни всякого обывателя, где бы он ни жил, неважно: в картонных коробках Сан-Паулу, или роскошном особняке Санта-Барбары. Мир приходил именно оттуда, пестрый, многогранный, значительный, всегда больший, чем тот, что обретался вокруг самого мирянина, сколь бы высокий пост он ни занимал, какими бы глобальными проблемами ни занимался. Этот мир давно уже вытеснил собою реальность, вобрав в себя все устремления, все желания, все чувствования, сомнения, боль и радость человека. Став для него пророком, собеседником, родителем, любовником, да кем угодно. Вроде бы исподволь, незаметно, но с годами влияние его росло и ширилось, а с некоторых пор стало трудно, почти невозможно представить свою жизнь без экрана, что-то рассказывающего, показывающего, гордо или горько, сладко или славно, неважно. Ведь он давно уже больше, чем член семьи, для некоторых он вообще все в этом мире. К некоторым и вера приходит только через него.  Вот только во что вера? В него или в Бога? Или даже эти понятия стали нерасторжимы?

– Кондрат Микешин? – голос заставил его вздрогнуть и оглянуться, оторвав от мыслей. Перед дьяком стоял полковник в синей форме, внимательно разглядывающий жреца. Кондрат мелко кивнул и обернулся. – У меня есть к вам несколько вопросов.

– Я вас внимательно слушаю.

– Вы, судя по одежде, являетесь жрецом храма Ктулху и проводили церемонию…. Да выключите вы камеры, наконец! – рявкнул он так, что Микешин подпрыгнул. – Простите. Вы проводили эту церемонию. Были какие-то срывы, недочеты, неясности перед началом, в самом начале?

Микешин замолчал, задумавшись. Вспомнил, как его таскал Сердюк по коридорам, показывая все подряд, объясняя, какую работу проделали его люди, чтобы, наконец, пустить воду. Кондрат собрался с мыслями – речь зашла о люке, только что не то переделанном, не то просто усиленном. В прошлый раз нужды в нем не было, вода все равно не желала идти в храмовый колодезь. Да в него тогда и не успели спустить Милену….

– Я полагаю… мне трудно сказать,  не могу припомнить. Вы лучше спросите организатора, Антона Сердюка, он, вероятно…

– Его уже допрашивают. А пока мы бы хотели получить ответы от вас. Вы сами что-то подозрительное, не вписывающееся в рамки, заметили?

– Мне трудно сказать что-то определенное. Антон меня водил, показывал нововведения…

– Ага, значит показывал. Интересно, продолжайте.

– Простите, что? Ах, да…. Мы спустились вниз, осмотрели люк, Антон мне показывал не то какие-то переделки, не то… простите, и тогда была сумятица и сейчас подавно.

– Я не буду на вас давить. Но вы утверждаете, что спускались с Сердюком к люку. Он демонстрировал вам механизм открывания? И еще, – добавил полковник спешно, – люк был открыт или закрыт?

Микешин смутился. В голове все перемешалось, а тут еще мысли о телевизоре отвлекли. Он никак не мог вспомнить.

– Не могу сказать уверенно. Кажется, закрыт.

– Сердюк его открывал?

– Да, – несмело ответил Кондрат. – Кажется, предлагал мне.

– Вы воспользовались предложением?

Открывал ли он люк сам? Вот странно, в голове этой информации не сохранилось. Кондрат еще больше смутился и замолчал.

– Простите, – после долгой паузы, наконец, выдавил он. – Не могу вспомнить. Кажется, нет.

– Ладно, разберемся, – телефон полковника пискнул, – Да, слушаю. Нет, еще не был. Что там? Хорошо, скиньте сюда, я посмотрю.

Следователь отвлекся от Микешина, занявшись своим мобильным телефоном. Ему передали какие-то кадры, должно быть, снятые во время службы. Кондрат попытался взглянуть через плечо, но ничего толком не разглядел, мешали софиты, бликовавшие на поверхности экрана. Внезапно полковник убрал телефон и столь резко обернулся к Микешину, что тот невольно отпрянул на шаг, едва не поскользнувшись: пол все еще был мокр.

– В двух словах расскажите, что было во время церемонии.

Микешин замялся, но затем начал рассказывать. Когда дошел до спуска Риты в колодец, полковник остановил его, попросив уточнений. Нет, возразил Кондрат, он не в курсе, кто и как чинил колодец, он сам туда не спускался и ничего не проверял, подходил только к люку, ведущему из него. И не в курсе, спускался ли в жерло вообще хоть кто-то.

– Вы хотите сказать, Рита Ноймайер могла быть испытательницей нововведения? – резко спросил следователь. Кондрат смутился.

– Я этого не говорил. Вряд ли. Я просто не знаю. Нет, наверное… Антон мне говорил что-то по поводу надежности системы подачи воды в колодец, я не могу сейчас вспомнить.

– Тогда оставим. Вы давно знаете Риту Ноймайер?