По мере того как осада все больше осложняла жизнь людей в городе, возрастал поток тех, кто стремился покинуть крепость. Они сообщали осаждающим сведения, которые интересны для нас и сегодня, поскольку описывают моральное и физическое состояние осажденных.
«Тогож дня [4 июня 1704 года. –
7 июня в русский лагерь из Нарвы перебежали два человека, а также пришел драгун из корпуса Шлиппенбаха и сообщил, что этот шведский генерал стоит в Ракобурге (Раквере) с отрядом в 3000 человек, большая часть из которых – конные [720]
. (Данные о Шлиппенбахе интересовали русское командование, поскольку только этот неприятельский корпус находился поблизости и мог деблокировать Нарву.) 26 июня в наши апроши из Нарвы перебежал капрал Андрей Фалк, «от которого уведомились о особливостях состояния того города»[721]. А 12 июля перебежал «шведский драгун пьяный, который взят и приведен в обоз»[722]. Перебежчик 17 июля – шведский рейтар – на допросе сказал, что «ушел он оттуда от голоду, потому что им уже за скудостию провианту, хлеба не дают, а выдали де на месяц солодом по четверику человеку» [723]. 3 августа в русские апроши перебежали шведский «драгун да работная баба» [724], которые сказали, что «в Нарве от бомбардирования великое разорение было, и в домах, и в погребах людям урон чинился; а найпаче от гладу, понеже уже хлеб последний роздали солдатам на одну неделю по небольшому, и больше питаясь киселем ослабели» [725]. На следующий день «из Нарвыж перебежал в апроши наши шведский гранадер, подтверждая помянутое» [726].Тогда же, 4 августа, русский житель Нарвы рыбак Иван Петров перешел к осаждающим и сообщил, что дом коменданта до сих пор не разрушен; по его указаниям туда было пущено несколько бомб, однако они причинили лишь незначительный ущерб дому и никак не задели семью Горна; в тот же день к русским дезертировал солдат из роты капитана Фролиха [727]
О настроении нарвского гарнизона говорит и такой случай: когда 3 августа капитана Фока посылали из крепости на разведку, ни один солдат не захотел с ним идти, пока полковник Лоде не пригрозил им расстрелом[728].В ходе осады 1710 г. из выборгской крепости дезертировал солдат Карельского полка Матис Мондоле, который рассказал о существовании подкопов и о намерении коменданта в случае штурма «весь замок подорвать порохом». Тот же солдат поведал, что «у посацких торговых людей правиант обрали весь, а купить и з деньгами взять негде, а ис казны кроме салдат никому не дают, отчего посацкие и мастеровые люди многия з голоду помирают», при этом «по нынешней даче провианту еще на полгода будет» [729]
. Таким образом, местное население голодало, но запасы провианта, необходимые защитникам для длительной обороны, сохранялись. Аналогично по взятии Дерпта выяснилось, что «провианту в нем сыскано зело довольно»[730].Шведский журнал обороны Кексгольма в 1710 г. подробно фиксировал случаи дезертирства из гарнизона. Уже на второй день после прихода русских к крепости к ним бежало 5 солдат, а в последующие дни до конца осады дезертировали еще не менее 15 человек. 26 июля один солдат был схвачен при попытке к бегству и «аркебузирован», т. е. расстрелян[731]
.О перебежчиках из царских гарнизонов известно немного – ведь и «сидеть в осадах» русским довелось гораздо меньше. Судя по письму британского волонтера при шведском дворе Джеффриса, из Полтавы 4 июня «дезертировал помощник главного инженера, француз, который сказал, что его хозяин тоже покинет город на следующий день, но московиты раскрыли его план и арестовали его» [732]
. Швед– артиллерист, взятый в плен под Полтавой и поступивший на русскую службу, перебежал обратно к шведам в осажденный Кексгольм [733].Дела украинские