Осажденная Одесса

— Это — камнемет, — продолжал он. — Мы уже испытали его. Насыпается туда тонн пять-шесть щебенки, в специальное приспособление закладывается толу двадцать пять килограммов — и летит щебенка, куда ей приказано…

— Это на всякий случай, — вмешался комиссар батареи старший политрук Малинко. — Ребята решили драться всерьез. Если пушка откажет, камнемет есть…

Мы спустились вниз, в подземную потерну длиной 1700 метров, ведущую на батарею. Везде горели лампочки.

Орудия — в надежно укрытых блоках. Железобетонные перекрытия хорошо защищают орудийные расчеты. Заряжание и подача боезапаса из погребов производится автоматически, как на линкоре. У каждой пушки глубоко под землей помещение с бетонными перекрытиями, с кубриками для жилья, столовой, ленинской комнатой, библиотекой, санпунктом и даже камбузом.

— Народ у нас отличный, — не без гордости сказал Малинко. — Вот, кстати, наш секретарь партбюро старшина батареи Проценко.

К нам подошел гигант с черной густой бородкой. За внешнее сходство с героем гражданской войны краснофлотцы прозвали его Щорсом. Он неловко пожал мне руку, опасаясь, видимо, сделать больно.

Вместе с Проценко на батарее жил его двенадцатилетний сынишка Женя. Он был связным и часто ходил вместе с комиссаром Малинко в разведку.

Ночью Военный совет решил взорвать 412-ю, а утром Жуков рассказывал мне, что звонил потрясенный Зиновьев и не верил в это решение. Несколько раз переспрашивал, правда ли это.

Как же ее можно было взорвать, когда только три дня назад они сменили у пушек стволы?!

Это была адская работа. Стволы весом в 18 тонн менялись без обычных приспособлений для смены. На помощь морякам пришли из порта старики такелажники. За ночь никто не уснул, и к утру пушки были опять готовы к длительным боям.

Но приказ есть приказ.

Расстреляв весь боезапас, моряки, рыдая, подорвали свою родную батарею.

Они забрали с собой 45-миллиметровые пушки, минометную батарею, пулеметы, все трофейное оружие, в том числе несколько танкеток, захваченных у противника, и ушли, не оборачиваясь, в Крыжановку, а там влились самостоятельным батальоном в 1-й полк морской пехоты полковника Осипова.

Фронт обороны сужается

Генерал Шишенин доложил Военному совету, что 25 августа из Севастополя вышли теплоходы «Крым» и «Армения», у которых на борту 920 бойцов, боеприпасы и военное имущество, нужное нам.

Это пополнение не могло возместить выбывших с переднего края раненными даже за одни сутки: к исходу дня в госпитали Одессы было доставлено более тысячи бойцов и командиров. И это не говоря о легкораненых, не пожелавших госпитализироваться, и о безвозвратных потерях.

Шишенин доложил: перед нами действуют 15, 11, 7, 3, 14 и 21-я пехотные, 1-я пограничная и гвардейская дивизии.

К противнику непрерывно приходят маршевые пополнения взамен выбывающих в результате непрерывных атак.

Минометчики Приморской армии на огневой позиции

Мы понимали, что, обороняя Одессу, притягиваем на себя довольно значительные силы противника и, безусловно, ослабляем темпы его наступления на юге страны, а тем самым вносим коррективы в планы фашистов и их сообщников. Врагу не удавалось сделать Одессу перевалочной базой для питания своих армий на юге.

Теперь, когда опубликован дневник начальника германского генерального штаба Ф. Гальдера, это стало особенно ясно. Вот его запись за 15 августа 1941 года: «Войска, действующие в районе Днепра и Киева, требуют в среднем 30 эшелонов в день (боеприпасы, горючее). В первую очередь необходимо возможно скорее доставить для 11-й и 17-й армий в Одессу и Херсон 15000 тонн боеприпасов, 15000 тонн продовольствия, 7000 тонн горючего. Эти грузы должны быть доставлены в течение десяти дней после занятия Одессы. В портах Варна и Бургас на кораблях имеется 65000 тонн боеприпасов и продовольствия». Спустя шесть дней в том же дневнике появилась новая запись: «…Румыния считает, что только в начале сентября им удастся занять Одессу. Это слишком поздно. Без Одессы мы не сможем захватить Крым».

А мы, несмотря ни на что, сдавать Одессу не собирались.

На очередное заседание Военного совета прибыл переведенный к нам из 9-й армии секретарь Одесского обкома партии А. Г. Колыбанов.

Он вошел, оживленный и шумный. Реглан распахнут, на фуражке — красноармейская звездочка.

Колыбанов поздоровался с Жуковым и Ворониным и, подойдя ко мне, проговорил:

— Если не ошибаюсь, Азаров? Мы всегда рады морякам, особенно в такое время. — Он сказал это так, будто в Одессу вернулся не он, а я.

— Теперь весь Военный совет в сборе, — начал Жуков. — Не будем терять времени. Прошу! — и жестом пригласил нас к столу.

Как всегда, обсуждались итоги дня.