Оседлай волну

То происшествие показало, что Хаунд — такой же простой смертный, как и все прочие, и может облажаться — но и только. Ничего больше. Странное это слово — ничего. Временами Айк повторял его вслух, словно пробуя на вес и объем. Он думал о неделях, проведенных на службе у Хаунда. Вопросы вертелись на кончике языка. Они были очевидны: судьба Эллен и Престона. Ответы были темны и неясны. Собственно, их пока не было, и нередко он отделывался тем, что говорил самому себе: все не так просто, ситуация изменилась. Для него

она изменилась. Что-то ушло, что-то стало другим. Словно поменялись ставки. Бывали дни, когда он вовсе не вспоминал о сестре, а если вспоминал, то думал о ней по-другому. Он слишком много узнал за последнее время и до сих пор не мог привыкнуть, что есть такие девушки, каких он встречал на пирсе и приводил на вечеринки. С этими можно было делать все, что угодно, а им всего было мало. Они давали самоанцам вертеть собой как угодно и трахать себя в задницу, а на следующий день тянулись за новой дозой кокаина. Прошло два года с тех пор, как он в последний раз видел Эллен. Мысленно возвращаясь в тот день, когда она ушла, даже не попрощавшись, а потом стояла на обочине в обтягивающих джинсиках и запыленных сапожках и ловила грузовик, Айк думал, что, возможно, Гордон был прав. Он вспоминал все те ночи в пустыне, когда Эллен уходила гулять и не возвращалась. Гулять. Теперь он по-другому понимал это слово.

Ему самому не нравилось, что в голову лезут такие мысли, но не думать он не мог. Не мог, и все тут. Может, это — ее судьба. А то, что случилось с Престоном, было его судьбой. Точно он знал только одно: ему ничего не светит. Лето ускользает, и то, за чем он приехал в этот город, отодвигается от него все дальше, становится чуждым тому человеку, которым он стал. Он словно потерял что-то или, может быть, подобно змее, поменял кожу.

Самое простое было вовсе об этом не думать, извлекать из всего выгоду и не давать себе раскисать. Пусть все идет своим чередом. Так он и делал. Курил травку, ходил серфачить и смотрел, как крутятся колесики. Он превратился в посетителя зоопарка — так называл это Престон — и наблюдал, как копошатся странные твари, населяющие море и сушу. Время от времени, теплыми летними вечерами, когда ласковый воздух пропитывался запахом моря, он собирал коллекцию молоденьких красоток для Хаунда Адамса. Как и говорил Хаунд, это было проще простого. Так могло продолжаться очень долго. Но вскоре все изменилось, и началось это в тот день, когда Престон Марш вернулся в Хантингтон-Бич.

Его не было больше месяца. Ходили разные слухи: ему отрезали руки по локоть, он повредился в уме и доживает дни в доме для престарелых. Говорили и то, что он поправился и навсегда уехал из Хантингтона. Айк не знал, чему верить. В середине июля он заезжал в больницу и узнал, что Престон выписался. Попытался связаться с Барбарой, но она тоже куда-то исчезла. Все же он не верил, что они уехали навсегда. Дважды ездил к дому, где они жили. Куча пожелтевших газет на крыльце, задернутые занавески, заросший палисадник — новые жильцы сюда, по-видимому, не заселялись. Он слушал, что говорят люди, и думал, не предоставить ли судьбе действовать так, как ей заблагорассудится. Пусть все идет как идет. А потом настал день, когда на тротуаре напротив магазина на Мейн-стрит возник Престон Марш.

Волны в тот день были так себе, и Айк зашел в магазин по поручению Хаунда. Он стоял на коленях возле прилавка, прилаживая к доске поводок. Случайно поднял глаза и увидел Престона. Перемена, произошедшая в его внешнем облике, потрясла Айка. Кожа у Престона еще больше потемнела, но это был не здоровый загар, а пугающая чернота. Такой становится кожа у запойных алкоголиков, когда слишком много лопнуло под ней сосудов, слишком жестоко опалило ее солнце и сверху легла на нее пыль. На нем были потрепанная армейская куртка и темный берет. В этом темно-зеленом берете с маленьким блестящим значком было что-то очень знакомое, и в конце концов Айк узнал головной убор с фотографии, которую показывала ему Барбара. Она говорила, что снимок сделан как раз перед тем, как Престон поехал во Вьетнам. Еще Айк заметил, что волосы у Престона подстрижены очень коротко, а куртка застегнута на молнию до самого горла, хотя было жарко. Он стоял, засунув руки в карманы, и все время кренился на один бок. В берете и куртке, небритый, похожий на измученного революционера, он не вписывался в бурлящую вокруг него жизнь. Во всем его облике было что-то пугающее, словно при свете дня вдруг явилось привидение.

Айк остался сидеть на полу перед доской. Он не знал, видел ли его Престон. Темная фигура застыла, не сводя глаз с магазина. Потом Престон, так же внезапно, как появился, повернулся и враскачку пошел прочь.